Фелипе Фернандес-Арместо - Цивилизации

Современное окружение бушменов почти не делает уступок потребностям цивилизации. Их любимый район Калахари вполне оправдывает свое старое название «Жаждущий вельд» [220] Marshall, op. cit., p. 19. . Большая его часть покрыта слоем песка толщиной от десяти до двенадцати футов. На пространстве центральной Калахари площадью свыше четырех тысяч квадратных миль есть только девять постоянных и четыре полупостоянных источника воды. На высоте в 3600 футов над уровнем моря проявляются все неприятные особенности пустыни. Летом обычная температура — от 95 до 115 градусов по Фаренгейту; по ночам она падает почти до нуля. Холмы на северной окраине пустыни, в местности, известной как Доубда (двойная вода) — по двум постоянным водным источникам, дают начало трем подземным рекам. Бушмены способны добывать воду из-под земли, высасывая ее через тростинки, или собирать в недолговечные сосуды — углубления среди корней деревьев [221] R. В. Lee and I. De Vore, eds., Kalahari Hunter-Gatherers (Cambridge, Mass., 1976), pp. 28–43. . В центральной пустыне, где вообще нет постоянных источников воды, а углубления бывают влажными лишь 60 дней в году, обитатели рассчитывают на арбузы, полные воды, на клубни, на определенный сорт алоэ и на жидкость, которую можно обнаружить в желудках редко встречающейся дичи [222] Ibid., p. 102. . И всюду люди следят, не упало ли что из облаков. «Упало ли?» — спрашивают они, «…и мы думаем о богатых ягодных зарослях, которые тянутся, сколько хватает глаз, и об орехах монгонго, устилающих землю» [223] Ibid., p. 94. .

Свыше половины рациона бушменов составляют дикие съедобные растения обширных зарослей скрэба. Ценное дополнение дает мед, собираемый так, как научился ван дер Пост еще в детстве: пчел усыпляют наркотическим дымом. Остальное дает дичь. Поэтому главные знания бушменов относятся к ботанике, а их химия и технология посвящены подготовке оборудования для охоты. Ван дер Пост благодаря ружью, прихваченному по совету жены, пользовался среди бушменов репутацией великого охотника и мог наблюдать за этой областью их жизни. Он видел, как они плетут из дикого сизаля тетивы и ловушки [224] Van der Post, op. cit., p. 240. , как бушмены берут из растений и желез ящериц яды для острия стрел: особый для каждого вида в соответствии с его размерами и выносливостью [225] Ibid., p. 9. . Он видел их стрелы, состоящие из трех частей, так что, если стрела попадала в цель, головка оставалась в теле животного и охотники, даже не видя кровавых следов, знали, что цель поражена. Он изучал их методы выслеживания добычи, столь утонченные, что бушмены способны определить след конкретного животного и пройти по нему среди отпечатков целого стада. Он вместе с ними шел по следу раненых животных, пока яд не начинал действовать и охотники не приканчивали добычу копьями. В одном случае он шел за охотниками, которые без остановок пробежали двенадцать миль, преследуя свою любимую добычу — большую антилопу канна; убив ее, они устроили пир с импровизированными песнями [226] Ibid., pp. 252–261. . Но такие пиры редкость. Обычное меню состоит из дикобразов и долгоногов, и целый ряд табу как будто разработан для того, чтобы дети и старики получали свою порцию мяса [227] Lee and De Vore, op. cit., pp. 42, 112. .

Романтический образ бушменов, живущих в гармонии с природой, не следует принимать за абсолютную истину.

В борьбе за скромные ресурсы выживания в экосистеме, часть которой он составляет, бушмен соперничает с другими видами. Подобно всем остальным, он ищет в природе то, чем сможет воспользоваться. Но в пустыне, где окружение дает так мало средств к жизни и в их поисках приходится постоянно бродить, лучшая стратегия — сотрудничество. Бушмен сливается с бушем, прячась от животных, на которых охотится и которые могут охотиться на него. Его временные жилища напоминают скрэб в пустыне. Иногда он строит их из камней, когда этот материал есть под рукой: неглубокие убежища, куда он заползает и спит в относительной безопасности. Но только в этом случае он приближается к переделке окружения или возведению формальных сооружений. Его музыка, песни и танцы, едва окончившись, уносятся ветром. Его священные ритуалы — паломничество к постоянным источникам воды, оставление мертвых, чтобы их пожирал бог-стервятник, — не оставляют никаких следов.

Это самое большое приближение к жизни вообще без цивилизации. Но и здесь есть наука, и мораль, и любовь, и скромная роскошь. И по многим критическим показателям успеха такой образ жизни лучше цивилизации. Города и дороги Хохокама и каньона Чако лежат в развалинах, сейчас это бугры и рытвины. Пыль покрывает Хара-Хото под низким небом и облаками пыли. Моче и Чиму исчезли, и теперь приходится восстанавливать их облик по мрачным карикатурам, которые они любили изображать в своих орнаментах и на глиняной посуде. Цивилизации, воздвигнутые в пустынях, были величественным предприятием, но до сего дня, когда Лас-Вегас и другие подобные города могут жить благодаря огромным поставкам ресурсов извне, такие цивилизации неизменно исчезали. А бушмены, вопреки соблазнам цивилизации, наступлению соперников, массовым убийствам и постоянной враждебности окружения, никуда не делись.

Степям следовало бы быть гостеприимными к цивилизации. Отбирая растения, богатые маслом, крахмалом и протеином, ранние оседлые общества могли создавать запасы пищи, превосходящие почти все, что способна предоставить питательного дикая местность. Среди самых впечатляющих итогов упомянутого отбора — рожь, просо, кукуруза (см. ниже, с. 189, 234, 313, 344) и пшеница; наиболее успешные виды по современным меркам прогресса.