Пьер Грималь - Цивилизация Древнего Рима

Прибытие в Рим философов после завоевания Македонии было подготовлено, как мы уже говорили, длительным периодом, на протяжении которого наблюдалась эллинизация римских элит. Без сомнения, некоторые семейные кланы, следующие сельским традициям, оказывали серьезное сопротивление вторжению греческой мысли, но сам пример Катона Цензора, пламенного противника греческого влияния, достаточно ясно показывает, что сопротивление было бесполезным. Катон знал греческий язык, говорил по-гречески и с удовольствием писал на нем. Показательно, что первое историческое произведение, посвященное Риму, было написано по-гречески римским сенатором в то же время, когда Плавт сочинял свои комедии. В этот момент языком культуры была не латынь, а греческий язык. Литература на латинском языке родится много позже римской поэзии. Философы, прибывшие с посольством в 155 году до н. э. [225] Имеются в виду Карнеад, Диоген и Критолай. Речь идет о посольстве связи с Афинами. , не испытывали затруднений в общении с публикой, с которой говорили по-гречески, и могло показаться, что латинская литература была обречена лишь на поэтические сочинения, оставив грекам поле абстрактной мысли. Несмотря на этот неблагоприятный фактор, несколько поколений римских писателей сумели создать латинскую прозу, которая была способна соперничать с прозой греческих философов и историков. Опираясь на сформировавшийся язык юриспруденции, политики и власти, римские авторы уверенно излагали на родном языке исторические легенды, для чего было вполне достаточно и традиционного словаря. Для этого они могли воспользоваться и примерами, приведенными в национальных эпопеях, составленных в конце III века до н. э. Невием и Эннием. Вполне возможно, что и книга «Происхождение» («Origines»), написанная самим Катоном по-латыни, многим была обязана «Пуническим войнам» первого из этих писателей и «Анналам» второго. В то же время потребности политической жизни вынуждали государственных мужей очень часто держать речь в присутствии публики. Это происходило и во время крайне запутанных дебатов, которые развертывались в сенате, перед толпой, собиравшейся у Ростр, и в суде. К сожалению, до нашего времени сохранились лишь небольшие отрывки латинской прозы II века до н. э. Единственное сочинение Катона, сохранившееся полностью, — трактат «О сельском хозяйстве», который носит чисто технический характер и не позволяет судить ни о красноречии, ни об изяществе повествования, пронизанного передовыми идеями. Тем не менее по этому сочинению и по фрагментам речей Катона можно догадаться, что латинская проза уже достигла удивительной зрелости. Без сомнения, она еще свидетельствует о жесткой структуре самого языка: краткие четкие фразы, словно формула закона; последовательная синтаксическая конструкция, монотонность которой не лишает предложение силы и выразительности. Ритмическая последовательность carmen соответствует требованиям ораторского искусства: убеждать, предоставляя слушателям аргументы для размышлений, затем краткий вывод, производящий впечатление на слушателей. Красноречие должно было держаться на двух свойствах цицероновской фразы — gravitas (серьезность) и количество. Жесткость схемы напоминала аскетичные образцы архаического греческого монументального искусства и содействовала созданию образа властности: со времени Катона латынь поистине становится языком, достойным завоевателей мира.

Оставалось присоединить к латинской прозе область чистых умозрительных построений. Для этого потребовалось заставить язык выражать отточенные понятия. Это происходило с большими затруднениями. Латинский язык обладал достаточно богатой системой суффиксов, унаследованных от индоевропейской языковой системы, но использовал их очень умеренно и обычно для обозначения конкретных понятий. Умение обозначать явления абстрактные было для него еще малодоступным. Можно ли было переводить на национальный язык диалектические хитросплетения греческих философов? Попытки первых смельчаков оказались неудачными. Знаменательно признание Лукреция, жалующегося на бедность материнской речи. Известны и косвенные высказывания Цицерона и Сенеки, которые поддерживают сетования поэта, который пытался донести мысли Эпикура и Демокрита [226] Демокрит из Абдеры (460–370 до н. э.) — греческий философ-материалист, главный представитель античной атомистики. Эпикур (342/341—271/270 до н. э.) — греческий философ, ученик Навсифана, последователь Демокрита; его учение было распространено в Риме уже в середине II в. до н. э. и оказало влияние на Горация и Лукреция. до общества, говорящего на латыни. Само понятие «философия» не имело эквивалента в латинском языка. Требовалось либо создавать новую терминологию, позаимствовав ее из греческого языка, либо развивать родной язык. В разных контекстах стали использоваться оба подхода, различные цели привели и к разным решениям. Цицерон иногда пользовался понятием «философия», но в том случае, когда хотел определить собственно процесс философствования. В других случаях он прибегал к эквиваленту, которым пользовался Энний, и писал sapientia [227] Sapientia — благоразумие, рассудительность; мудрость, знание; философия (лат.). (Примеч. ред.) — это слово уже имело определенное значение в языке и могло употребляться для обозначения философского размышления, только было переосмыслено. Sapientia для римлянина означало не диалектику ради поиска истины, но качество более приземленное, свойство, присущее человеку, исполненному здравого смысла, привыкшему вести правильную жизнь, правильную прежде всего в поведении, чем на путях познания. Следует учитывать важность этого изначального переноса смысла для будущего римской философии. Понятия и в новой интерпретации сохраняли свое привычное значение, свои семантические связи, ассоциации. Нередко они не могли освободиться от предшествующей традиции, и тогда менялось само направление мысли. Понятие sapientia применялось для обозначения науки о нравах, того, что мы называем (именно мы!) мудростью до того, как она становится искусством мысли. Другой пример не менее впечатляющий: история слова virtus, который служил эквивалентом греческого понятия «добродетель». Греки для обозначения добродетели, понятия гораздо более абстрактного, употребляли слово άπερτή), которое включает идею усовершенствования, превосходства, римляне в смысл этого слова вкладывали значение действия, мощи человека, включающей усилие над самим собой. Язык обнаруживает, таким образом, незаметное изменение под влиянием эллинской мысли. Возможно, как утверждается, что это объясняется скорее нечуткостью римского народа, неспособного к абстрактному мышлению, чем итогом осознанной работы над словарем. Нельзя отрицать, римские писатели умели не только говорить по-гречески, но и писали философские трактаты на греческом языке. Они лично общались с греческими интеллектуалами, принимали их в своих домах, предпочитая говорить с ними на латинском. При этом они знали все предательские слабости своего языка, но полагали, что именно он необходим для того, чтобы преобразовывать систему мышления ради создания подлинно римской мысли.