Амир Хисамутдинов - Русская Япония

Обживать Инасу русские моряки начали лишь в 1858 г., с приходом в Нагасаки фрегата «Аскольд», посланного в распоряжение Путятина. Командовал им бывший капитан «Паллады» Иван Семенович Унковский. За время перехода с берегов Балтики в Японию на корабле умерли несколько человек, а к моменту захода в порт ситуация и вовсе стала критической. Половина экипажа страдала от малярии, болотной лихорадки или дизентерии. Проводить корабельные работы, в которых очень нуждался фрегат, в таких условиях почти не было возможности.

Нагасаки показался морякам землей обетованной. Уже на подходе штормовая погода с частыми дождями и туманами, как по заказу, сменилась тихими и солнечными днями, а вид спокойной бухты, окруженной красивым лесом, обещал отличный отдых. При виде города, раскинувшегося на гористых берегах, сердце каждого моряка радовалось. «Этот вид, конечно, один из самых величественных и поражающих, какие могут только представиться у живописных берегов Средиземного моря или там, где искусство и потребности человека еще не успели взять вверх над красотами природы. Несмотря на то, что мы уже не в первый раз входили в эту бухту и любовались видом ее, она на нас сделала, по крайней мере, одинаковое, если еще не большее впечатление, чем в первый раз».

Эти строки написал 21-летний граф Константин Федорович Литке, сын известного мореплавателя Ф. П. Литке. Несмотря на молодость, он уже немало поплавал на Дальнем Востоке, отправившись осенью 1853 г. на фрегате «Аврора» из Кронштадта на Камчатку. Вскоре после прибытия туда в 1854 г. молодому моряку довелось участвовать в обороне Петропавловска, получив за отличие чин мичмана. После нескольких лет, проведенных на Балтике, Литке-младший на фрегате «Аскольд» в 1858 г. вновь пришел на Дальний Восток и до августа 1860 г. плавал в Японском и Китайском морях.

Когда «Аскольд» пришел в Нагасаки, трактат в Симоде уже был заключен. В это время американцы подписали новое соглашение с японцами. Русские не хотели отставать от заокеанских союзников, и Путятин решил, что ему нужно возобновить переговоры. Зная, что посланники Англии и Франции уже спешат в Японию с этой же целью, Путятин не стал медлить. Он разрешил взять уголь в Нагасаки и сразу снялся в Эдо, оставив около храма Госиндзи офицера с 25 больными моряками с «Аскольда». Им согласился помогать голландский врач из Десимы Помпе Ван Мердервурт (Pompe van Meerdervoort). Он был среди первых европейских врачей, прибывших для службы в Голландской фактории, и оказывал много услуг, как японцам, так и другим иностранцам в Нагасаки. Один из русских офицеров, командир «Посадника», писал о нем: «Медик этот, при своей любезности и любви к русским, обладает славою отличного врача и уже 12 лет находится в здешних морях; девять лет он служил на разных судах в Индии и Китае, и я полагаю, что он нам может быть очень полезен; он в настоящее время читает японским докторам лекции медицины в особенно устроенной академии и строит огромный госпиталь на европейский манер для японского правительства».

Побывав во всех портах Японии, открытых для европейской торговли трактатами 1855 и 1858 гг., и в Шанхае, фрегат вернулся в Нагасаки, где можно было дешево провести судовой ремонт. Местом у храма Госиндзи большинство моряков остались довольны. Хотя и отдаленное от города, оно было изолировано от лишнего внимания, а расположение храма на южном склоне идеально отвечало требованиям укрепления здоровья. Вдали от городского шума и вредных испарений воздух здесь был очень чистым, а туманы, неизбежные спутники приморских поселений, доползали лишь до середины горы. Небо почти никогда не затягивалось облаками, и больные могли целый день находиться под живительными лучами солнца.

Нашлось место и для фрегата: в небольшой бухточке, защищенной от южных ветров. На берегу имелась ровная площадка, удобная для устройства склада и адмиралтейства. Ее купили за 27 рублей. После продолжительного перехода морякам предстояла большая работа по очистке судна. «На дне трюма, — писал корабельный врач, — находились целые болота гниющих масс, издававшие удушливый запах. Перегнившая пенька, щепа и замасленные вещи составляли основание этого болота, которое в кампании увеличивалось все более и более».

В течение двух недель «Аскольд» полностью разоружили, свезя на берег артиллерию и запасы. За это время подготовили и помещения храма Госиндзи. Команду повели туда торжественно, строем. Русские принесли с собой к храму три пушки, баркасное орудие, поставленное на десантный станок, два горных орудия, ружья и штуцера. Это был первый случай, когда иностранцы свезли на берег оружие, не спросив разрешения у японцев. Доверие было полным. Это был и первый военный парад, на котором русские продемонстрировали не столько оружие, сколько гордость за свою нацию.

После команды на берег перебрались офицеры. Власти предложили командиру русского корабля снять для офицеров помещения в городе. До этого никто из иностранных командиров не получал такого предложения, но русские офицеры не захотели жить в стороне от команды: такое разделение могло дурно подействовать на матросов. В храме сразу же организовали госпиталь, в котором разместили 26 самых тяжелых больных. Отдых и лечение позволили остановить распространение болезней и спасти тех, чье заболевание не зашло слишком далеко. Благодаря заботам доктора Помпе и корабельного врача, а также улучшению условий жизни, здоровье моряков стало восстанавливаться. Поднялись на ноги даже те, кого уже совсем собирались отпевать. В отчете корабельного врача есть строки о том, что в противном случае эпидемии грозили уничтожить весь экипаж, и корабль мог бы вовсе не вернуться в Россию.

Надежды Унковского и его офицеров на помощь городского начальства полностью оправдались. Как и в Хакодате, власти Нагасаки с уважением относились к морским офицерам, отдавая им явное предпочтение перед иностранными предпринимателями. Они удивлялись, что среди русских, прибывших в Нагасаки, совсем нет коммерсантов. Губернатор Нагасаки всячески поддерживал русских моряков, принимая командира по первой его просьбе. Во многом это было связано и с огромным авторитетом у японцев адмирала Путятина. Как писали современники, «благоразумными распоряжениями, справедливыми требованиями и приветливым, скромным, но вместе с тем твердым и настойчивым своим обращением граф приобрел доверенность и расположение японцев; все его подчиненные старались подражать ему в этом по мере возможности». Простой народ Нагасаки долго еще распевал шуточную песенку о Путятине под названием «Бура-бура-бус и» (Песня о Колобке). Он заходил в Нагасаки трижды за короткий период 1853–1854 гг., когда японцы почти не знали иностранцев, и все они вызывали огромное любопытство у местного населения.