Амир Хисамутдинов - Русская Япония

Не было и дня, чтобы в бухте не стояло судно под Андреевским флагом. Сочетанием сопок и мысов русским морякам Нагасаки очень напоминал Владивосток. Особенно им нравился здешний теплый климат: огромная спокойная бухта способствовала хорошему отдыху после продолжительного морского перехода, который всегда отрицательно сказывался на здоровье экипажей. Хотя на многих кораблях имелись квалифицированные врачи, они не всегда могли вовремя распознать болезнь. Регулярный заход русских кораблей в Нагасаки на длительную стоянку заставил командование задуматься о переустройстве берегового госпиталя в Инасе, где по примеру «Аскольда» стали арендовать помещения моряки других русских судов.

Стержнем всей русской жизни в Японии, основой культурного общения была православная церковь. В трудные минуты русские искали поддержку в вере, а православные праздники служили поводом собраться всем вместе. Первый приход при Российском консульстве открыл иеромонах Филарет. Он освятил его 13 ноября 1860 г., совершив в тот же день первую литургию. Но консул Гошкевич мечтал о большем и вскоре занялся сооружением первой в Хакодате и вообще в Японии православной церкви. Сначала ее здание построили на отдельной территории, потом перенесли и заново возвели рядом со зданием консульства. Церковь назвали храмом Воскресения Господня. Женщины навели порядок и украсили ее, чем могли. Нашлись и художники, которые нарисовали несколько икон. Один из очевидцев, Н. Казнаков, писал: «Нам, только недавно видевшим Паппенберг, с которого бросали католических монахов в море, удалось присутствовать при освящении христианского храма, поставленного во имя Воскресенья, а на другой день видеть в храме португальца (матроса с китобойного судна), молящегося между нами. Странная случайность».

Священник консульской церкви иеромонах Филарет не задержался в Хакодате надолго: служба в Хакодате ему не понравилась. Он упросил Гошкевича отпустить его, и вскоре был назначен на корвет «Гридень». Осенью 1861 г. отец Филарет прибыл во Владивосток, где занялся строительством первой церкви, жертвуя все имеющееся у него средства на богоугодные дела. Его отъезд из Хакодате заставил И. В. Махова, члена церковного причта, взять на себя обязанности духовного наставника русских. Отсюда в дальнейшем возникла некоторая путаница: русские и японские историки возвели его в сан священника, видимо, перепутав с Василием Маховым, священником погибшего фрегата «Диана».

Следующим русским священником в Хакодате стал иеромонах Николай (в миру Иван Дмитриевич Касаткин), впоследствии начальник Русской духовной миссии в Японии. Именно ему Иван Махов передал хранившийся у него золотой наперсный крест, некогда приобретенный Азиатским департаментом МИД. А началось все примерно за год до этого, когда он случайно задержал взгляд на строках: «Не пожелает ли кто отправиться в Японию на должность настоятеля посольской церкви в Хакодате и приступить к проповеди православия в указанной стране?» «В этот же день за всенощной я уже принадлежал Японии», — записал в дневнике будущий равноапостольный Николай Японский.

Он родился 1 августа 1836 г. в семье дьякона села Береза Вельского района Смоленской губернии, и при рождении его назвали Иоанном. Вначале мальчик учился в Вельском духовном училище, а затем в Смоленской семинарии, которую окончил в 1856 г. и был отправлен за казенный счет в Санкт-Петербургскую духовную академию. В июне 1860 г. Иван Дмитриевич Касаткин принял монашеский постриг с наречением именем Николай в честь святителя и чудотворца, покровителя путешествующих на море, и был рукоположен в иеромонахи. 1 августа он отправился через Сибирь в Японию, чтобы занять должность настоятеля консульской церкви в Хакодате, но на последний пароход летней навигации опоздал и остался зимовать в Николаевске-на-Амуре. В Хакодате иеромонах Николай прибыл на судне «Амур» только 2 июля 1861 г. Консул Гошкевич предупредил его, что в Японии не только остается в силе закон о запрещении христианства, но и вообще не любят иностранцев. Он предложил молодому священнику не торопиться с проповедями, а начать с изучения японского языка, истории и культуры страны.

Настоятеля консульской церкви интересовало все, связанное с Японией: события, погода, экономика, история, демография. Он наблюдал жизнь японцев, стремился общаться с ними, ходил по городу, посещал храмы, наблюдал за службами, беседовал с бонзами. Особенно увлекся отец Николай изучением религий, распространенных у японцев, — буддизма, синтоизма и конфуцианства. Он обратил внимание на то, что простые японцы были более образованы, чем россияне. Его, в частности, поразили «ходячие библиотеки»: за небольшую плату японцы разносили книги жителям Хакодате и окрестных сел.

Японскому языку священник учился у местных жителей, Судзуки Рикуци (Рикухей) и горбуна Кимуры Риокичи родом из Оодате. Обучение поначалу давалось с трудом, и в своих записках отец Николай признавался, что часто призывал на помощь все свое терпение, но через восемь лет неустанных занятий ему удалось добиться замечательной эрудиции даже по японским меркам. Он выучил и английский язык, который в Японии считался общепринятым для общения с иностранцами. По мере освоения иероглифики отец Николай стал читать книги по литературе и искусству, буддийские и конфуцианские религиозно-нравственные сочинения, имевшиеся в консульской библиотеке. Обсуждая конфуцианские идеи с японскими священниками, он давал им собственное толкование, которое весьма заинтересовало японцев.

Гошкевич писал: «Иеромонах Николай — один из деятельнейших членов нашего консульства. В короткое время он изучил японский язык до такой степени, что свободно объясняется, не нуждаясь, подобно другим, в пособии переводчика. Это обстоятельство в связи с его уживчивым характером чрезвычайно сблизило его с японцами и доставило ему многих друзей».

Священник заинтересованно искал в Хакодате следы Головнина. Один из его учителей японскому языку мальчиком видел пленных русских моряков и рассказал об этом священнику. Много позднее, в 1897 г., отец Николай встретится с лейтенантом Головниным, внуком В. М. Головнина, пришедшим в Иокогаму на броненосце «Рюрик», и расскажет ему о некоторых неизвестных подробностях посещения Японии той давней миссией.

Русская консульская церковь в Хакодате находилась в ведении епископа Камчатского, Курильского и Алеутского, начальника эскадры Тихого океана и Российского императорского консульства. Даже жалованье консульский священник получал от двух ведомств. Но все эти деньги отец Николай отдавал приходу: «Долги начинают просто душить меня! Пью чай без сахару, курю японский табак, а все еще должен и по сие время ровно 1400 бу». Жилище отца Николая тоже было незавидным. Одну из комнат своего дома он приспособил под класс, вторая служила рабочим кабинетом, а заодно и служебным помещением, а третья, похожая на конурку, — спальней. Дверь заменяла широкая доска, которую прикрывал бумажный щит. От холода это не спасало. Если только не топился камин, в доме было холодно, как на дворе. Всю зиму священник, страдавший от ревматизма, был вынужден спать не раздеваясь, под двумя шерстяными одеялами. «И так-то придется жить еще года два, если не больше, — писал он. — В Питере вовсе не чувствуют неудобств нашей жизни. Конечно, им, нашим отцам, лучше про то знать, нужна ли нам представительность, или нужно нас на позор свету закупоривать, как сельдей в бочке, и в бочке-то чужой, — и изнурять простудами».