Амир Хисамутдинов - Русская Япония

Другой приметной фигурой в Русской общине в Нагасаки была Кира Яковлевна Кузнецова, имевшая отношение к известной семье русских чаеторговцев в Китае. Она снимала комнату у Щербининой и, имея прекрасное музыкальное образования, давала уроки музыки. Молодая женщина пережила трагедию: в январе 1928 г. умерла ее пятилетняя дочь Кокочка. Сама Кузнецова скончалась 44-летней 11 сентября 1938 г.

К 1936 г. всех иностранцев, проживавших в Нагасаки, начали беспокоить новости, приходившие с континента. Япония захватила Маньчжурию, несмотря на протесты Лиги Наций, и готовилась развязать войну с Китаем. Спусковым крючком для этой войны стал инцидент у Luguoqiao, моста Марко Поло, в Пекине 7 июля 1937 г. К концу года Пекин, Тяньцзинь, Шанхай и Нанкин уже были оккупированы японцами. Ни Британия, ни США не были вовлечены в боевые действия, но осенью 1937 г. был убит британский посол в Китае: поезд, на котором он ехал, обстреляли с японского самолета. На реке Янцзы был бомбардирован и потоплен американский миноносец «Рапау». Обострилась шпиономания. За нагасакцами, замеченными раньше в сотрудничестве или дружбе с иностранцами, установили слежку. Всех людей, с которыми они встречались и разговаривали, брали на заметку и затем допрашивали о предмете разговора.

8 декабря (по японскому календарю) 1941 г. Япония объявила войну Великобритании, США и Голландии и в тот же день нанесла неожиданный удар американскому флоту в Пёрл-Харборе. То, что раньше было только угрозой, включилось в войну против стран-союзников: вооруженные силы Японии начали завоевание Гонконга, Сингапура и других районов Восточной Азии, находившихся под европейским протекторатом.

В Нагасаки, который считался японским военным форпостом, русских почти не осталось. Исключение сделали для тех, кто проживал здесь долгие годы. К ним относились Яшковы, выходцы из Самары. Семен Николаевич Яшков родился 15 февраля 1896 г. С частями Белой армии он попал в Харбин, куда после долгих хлопот вызвал жену, 23-летнюю Александру Дмитриевну, с годовалым Иваном. Вскоре родилась и дочка Валентина. Как и многие эмигранты, в Японию глава семьи отправился на заработки, и в 1932 г. семья уехала в Симоносеки. В семь лет Иван поступил в японскую школу, которую закончил с отличием. Тем временем в семье появилась еще одна девочка, Люба. Когда ей было три года, семья переселилась из Симоносеки в Нагасаки, где 14 июня 1936 г. родилась дочь Зина. Иван же на следующий год уехал в Харбин, где в дальнейшем женился.

Тем временем в Нагасаки постепенно стали исчезать следы русского присутствия. Участок, на котором размещалось Российское консульство, тоже пошел в дело: там началась стройка. В те времена русские эмигранты не имели никаких документов, что делало их совершенно бесправными. Александра Дмитриевна на всякий случай прятала советский паспорт.

Однажды в 1939 г. в Нагасаки приехал белый генерал, который встречался с русскими по всей Японии. Имеются косвенные сведения, что его заподозрили в сборе сведений в пользу Америки или Советской России, пострадали же те, с кем он успел встретиться. Семена Николаевича арестовали среди первых, но знакомый из местной полиции быстро сообщил об этом семье. В это же время мимо дома, где они жили, японские полицейские повели их знакомого, А. В. Дьякова. Тут же пришли с обыском. У Александры Дмитриевны екнуло сердце: советский паспорт, завернутый в тряпку, хранился между кухонным столом и полкой с игрушками, а среди кукол дочерей лежал фотоаппарат Вани. Это могло послужить основным поводом для обвинения русских эмигрантов в шпионаже. К счастью, обыск не был тщательным, и полиция ничего не обнаружила. Через некоторое время отпустили и мужчин.

В смутное время Гражданской войны в России Николай Петрович Матвеев был вынужден срочно перебраться в Японию: зная о его политических симпатиях, ему угрожали и правые, и левые. Но в Японии он очень скучал по родине, недаром в 1919 г. появилось стихотворение «На чужбине»:

По горячим следам зверств банд Тряпицына Матвеев побывал в Николаевске-на Амуре и постарался описать все, что увидел и услышал там. Возвращаясь домой, он заехал в Хакодате, с которым был связан кровными узами. В Японии Николай Петрович продолжил активно заниматься журналистикой, став представителем журнала «Русский Дальний Восток» в городе Осака, писал статьи для американских изданий, выпускал детские книги. В 1935 г. он участвовал в литературном кружке русских эмигрантов, который выпустил под редакцией М. П. Григорьева сборник «На Востоке». В нем увидела свет работа Матвеева «Старые поэты Японии».

Журналистика и литературная работа не давали больших доходов, зарабатывать на жизнь приходилось другим путем. Каким же? Ответ на этот вопрос содержится в письме Веры Малининой из Кобе: «Я хорошо помню Николая Петровича Матвеева. Он здесь, в Кобе, занимался книжным делом. Он умел доставать русские книги. Насколько я помню, он иногда ездил в Токио, где было много магазинов со старыми книгами, и он их покупал и привозил продавать. Я не помню, как он доставал другие книги, может быть, из Харбина, так как, как Вы знаете, он посылал статьи в журнал «Рубеж». Он часто приходил к нам в дом с книгами, и у нас было куплено много полных собраний сочинений русских писателей».

Н. П. Матвеев беспокоился о судьбе своих детей — их было двенадцать, и многие оставалась во Владивостоке. «Я не знаю положения у вас, — писал Николай Петрович Зотику, своему первенцу, [8] Матвеев, Зотик Николаевич (1889–1938, Владивосток). Доцент по кафедре истории Востока Дальневосточного университета (с апр. 1927). Заведовал библиотеками высших учебных заведений Владивостока (1921–1935). Арестован (1937). Расстрелян. Реабилитирован (1956). — и поэтому не могу хорошо советовать, а хотелось бы и Жоржику, и Пете дать совет не искать журавлей в небе, а сосредоточить все внимание на чем-нибудь маленьком, на каком-либо ремесле, на которое есть спрос, и, забывши все на свете, стараться досконально изучить это ремесло… Пусть будут сапожниками, переплетчиками — лишь бы имели ремесло. Надо бросить мечтать о чем-то неизвестном. Философией можно заниматься и за переплетом, конечно, осторожно, чтобы не испортить работы или руки…»

Нетрудно догадаться, что под философией Николай Петрович подразумевал занятия политикой, но, переправляя письма в красную Россию, был вынужден прибегать к иносказанию. Об этом говорят и последние строчки письма: «Извини нас, что в свое время не поздравили тебя с ангелом и с праздником. Теперь не такое время, чтобы считаться в мелочах».