Александр Мень - Церковь и мы

Если мы возьмем любое мировое учение, то увидим — всегда что‑то человеческое его подкрепляло. В исламе это была военная сила, потому что ислам шел вначале под знаменем военной борьбы, захвата территорий для правоверных, и в конце концов насильственно присоединил их. Все это было сделано сразу , практически при жизни Магомета. Будда опирался на длительную аскетическую традицию, да и сам проповедовал долго, дожив до преклонных лет; он пользовался почтением и уважением среди населения, — как вообще пользуются уважением все странствующие аскеты, а он особенно, потому что был благочестивый. Конфуций опирался на князей. Что касается греческих философов, которые жили в это время, — они опирались на интеллектуальную традицию, на силу своего мышления, на аргументированные развернутые доказательства; они шли, так сказать, во всеоружии культуры и греческой демократии.

Ничего этого мы не находим в Евангелии. Как молния, как пронесшийся метеор было явление Христа в этом мире! И казалось бы, больше ничего нет… Мы даже можем сказать, что для окружающего мира христианство еще не существует, пока Господь проповедует в Галилее. И слова там такого нет. Он возвещает Царство Божие, что оно приходит, то Царство, которого все ждали, и все верили в его приход. И новое рождалось как бы еще тайно , и родилось оно — в смерти и Воскресении Христа. В смерти, то есть в том, что должно было Его как‑то ослабить, умалить; потому что люди, как всегда, надеялись на силу, на могущество, но ничего этого явлено не было.

Рождение Церкви, рождение христианства есть рождение в безнадежности , рождение в отчаянии. Рождение в тот момент, когда все человеческие возможности потерпели полное поражение, фиаско. И хотя и говорят, что история не может говорить о таких вещах, как воскресение, но нельзя отрицать, что произошло нечто таинственное.

Что отделяет Петра, который за два дня до того убежал, от Петра, который через несколько дней после этого открыто свидетельствует о Христе? Что он видел пустой гроб? Но ведь этого совершенно недостаточно. Ученики же первыми подумали, что тело кто‑то убрал оттуда!.. Мария Магдалина недаром говорит: «Взяли тело Господа моего, не знаем, куда положили» [5] Ср.: Ин 20, 2, 13. . Они же, придя, с отчаянием и горем увидели пустой гроб, и этот факт вовсе не служил для них доказательством какого‑то таинственного исчезновения. Для них это могли быть очередные происки врагов, и все.

Значит, что‑то там произошло. Даже безрелигиозная мысль, пытаясь приблизиться к этим событиям, останавливается здесь и говорит: это тайна! Что‑то переломилось. Причем некоторые историки пытались представить дело так, как будто узкому кругу людей, которые очень любили Христа, все просто почудилось, что у них были галлюцинации. Бывают такие вещи? Безусловно, бывают. Иллюзии, галлюцинации, всякие стуки и звуки, которые могут преследовать любого расстроенного человека с воспаленным воображением, человека болезненно возбужденного, — это явление повседневное, как в древнем мире, так и в новом. Эти явления пополняют психиатрические лечебницы, но не создают мировых религий.

Я знаю случай, когда умерший после смерти являлся: слышали его голос, видели его сияющим, он разговаривал; но никто же из этого не создал мировую религию. Тем более что иудеи в то время уже верили в бессмертие души. И мы знаем, просто есть свидетельства, что они верили, что дух может явиться. Если бы Он явился, то они бы, конечно, были рады, но при чем тут воскресение?

В Новом Завете есть одна интересная история: когда апостол Петр попал в тюрьму (это было через 14 лет после Распятия), он был ночью чудесно освобожден и пошел сразу к дому Иоанна, называемого Марком, и стал стучать в ворота. Служанка, когда вышла и увидела Петра, так изумилась, что вместо того, чтобы открыть ему, побежала обратно в дом и сказала: там Петр стоит. Они говорят: «Успокойся, это не Петр, это его ангел, дух его — Петр уже умер, а дух его пришел и постучался сюда» [6] Ср.: Деян 12, 12–16. .

Так же и ученики могли сказать о Христе, что это Дух Его пришел, Его ангел, когда услышали Его голос и привычные слова «Мир вам». Понимаете, даже если бы у них было какое‑то реальное или почудившееся им видение, — ничего из этого не вытекало. Ну, умер праведный человек, и Бог принял его в Свое Царство. И вот он явился благословить своих последователей и ободрить их. Однако никакого христианства, никакого воскресения из этого не вытекает. Но! Именно с этой вестью о воскресении апостолы пошли по миру.

Значит, их поразительный опыт был особенным. Совершенно особенным! Это был не дух. И Он недаром сел с ними есть; Он сказал: «Посмотрите на руки Мои и на ноги Мои; это Я Сам; потрогайте Меня и рассмотрите… Есть ли у вас здесь какая пища?.. Я буду с вами есть…» [7] Ср.: Ак 24, 36–43. .

Почему Он говорил: потрогайте Мои руки, Мои раны (они остались как знаки)? Чтобы они видели, что это плоть. Но на самом деле это была вовсе не Его плоть в прежнем смысле. Когда евангелисты пытаются все это описать, они прибегают почти к концептуальной символике, то есть к символике, которую нельзя воспроизвести никаким образом.

Вы помните описание в Евангелии от Иоанна — утро на озере, ученики плывут, а Он стоит на берегу, и Иоанн говорит: это Господь. На самом деле они Его не могут узнать — у Него совсем другое лицо; Иоанн чувствует , что это Господь; вот Он зовет их, они садятся на берегу вокруг костра, чтобы есть. И никто не смеет Его спросить, Он это или не Он. Значит, Он как бы узнаваемо неузнаваем — какая-то тайна! Они молчат, не спрашивают, кто Он, этот человек, который сидит с ними на берегу. Потом Он спрашивает Петра: «Любишь ли ты Меня?» Спрашивает человек, которого они в лицо не узнали, но Иоанн узнал Его сердцем.

Домашняя встреча. Слева Владимир Архипов

Когда двое учеников идут в Эммаус, к ним пристает человек, идет с ними, все им объясняет. Они настолько вдохновлены его речью, что просят его остаться. И вот они садятся, чтобы вместе поужинать; и они узнают Его в последний момент — когда Он преломляет хлеб. А потом Его нет. Он исчезает. Он не уходит так, как Он приходил и уходил во дни Своей земной жизни — стучался, входил в дверь, выходил… Нет, «Он стал невидим для них», — говорит евангелист Лука [8] Лк 24, 13–35. . И неоднократно евангелисты подчеркивают, что Он входил, когда двери были заперты. Таким образом, перед нами нечто совершенно как бы неописуемое…

Заметьте еще один таинственный парадокс. Мы даже не можем понять, о чем идет речь. Он говорит: «осяжите, потрогайте» [9] Ср.: Лк 24, 39. ; Фоме Он говорит: «вложи свои пальцы в Мои раны» [10] Ср.: Ин 20, 27. . Но ведь совсем недавно перед этим Он говорил Марии Магдалине: «Не прикасайся ко Мне» [11] Ин 20, 17. . Совершенно какая‑то особая форма бытия.