Нина Эптон - Любовь и испанцы

«Думаю, что шуточные ухаживания и свадьбы были для молодежи формой протеста,— сказал другой попутчик,— теперь же они отмирают, в них больше нет нужды. Я слышал о шуточной свадебной церемонии, которую устраивают парни и девушки где-то в окрестностях Ла-Коруньи. Молодежь строит из ветвей акации “церковь”, один из парней играет роль священника, а другие скачут вокруг него, изображая чертей, и, пока он “венчает молодых”, переворачивают страницы в его требнике. При “венчании” все делается шиворот-навыворот. Когда “священник” спрашивает “жениха”, согласен ли он взять “невесту” в жены, тот отвечает: “Да, senorcura, я, разумеется, согласен, но только совсем ненадолго”, и т. д.»

Девушка из Бильбао была явно шокирована. «Это,— заметила она,— не очень-то пристойно. А священники знают о том, что там происходит? Уверена, что они были бы недовольны». Мужчины весело переглянулись. «В Галисии сельские священники — народ терпимый»,— сказал первый. «И даже очень,— подхватил второй, многозначительно подмигивая. — Знаете этот народный куплет: “Когда вырастает гвоздика, ее зовут clavelino [88] гвоздичка {исп.) , а когда у священника родятся дети, они зовут его senor tio [89] дядюшка (исп.) ”?» (Эта курьезная форма четверостишия, с неопределенной и не всегда понятной связью между первым и вторым двустишиями, встречается также в индонезийской и дальневосточной поэзии.)

«В городе священники строже,— сказал тот, что собирался работать на винограднике,— они бы не одобрили то, как ухаживают за девушками в Леонских горах». Мы принялись подначивать его, чтобы он подробнее рассказал об этом, и услышали о местном обычае «вязать узлы», очевидно, унаследованном от кельтов или иберов. В любом случае, такой обычай не мог существовать в странах с теплым климатом!

«Там, откуда я приехал,— рассказывал мужчина,— есть обычай: когда девушке исполняется пятнадцать лет, ее кровать переносят с верхнего этажа на первый». Услышав эти слова, девушка из Бильбао широко открыла глаза от удивления. «Делается это для того, чтобы она могла принимать у себя мальчишек. Она снимает с кровати покрывало и, раздевшись, заворачивается в него, а парень, когда приходит, не раздеваясь, ложится рядом с ней, и оба укрываются одеялами». Один из собеседников, помолчав, спросил: «Ну и что дальше?» — «А дальше ничего,— небрежно бросил в ответ «виноградарь».— Болтовня одна».

«Как это необычно! — воскликнула черноглазая соседка. — Вы, наверное, разыгрываете нас?» — «Разумеется, нет,— обиделся рассказчик.— Это очень известный обычай — ну, по крайней мере, я так считал».— «Но только не у нас»,— сказала девушка, поджав губы. «Да и в вашей провинции,— поддразнил ее один из железнодорожников,— не такие уж недотроги живут. Вы бы и сами скоро в этом убедились, если бы жили в деревне. Летом, когда девушек отправляют пасти скот, парни навещают их в маленьких горных хижинах. При этом девушка сидит на постели или даже ложится, и очень часто парочка всю ночь проводит вместе. Парень, вошедший в хижину, оставляет перед входом свое ружье — как предупреждение возможным соперникам».— «Я, кажется, слышала проповеди, осуждающие такие вещи»,— задумчиво сказала девушка из Бильбао. Железнодорожник рассмеялся: «И неудивительно».

«Я знаю в окрестностях Леона похожий обычай,— сказал «виноградарь»,— но только для помолвленных пар. Однажды я слышал о нем от своей бабушки, и не думаю, что и сейчас еще он жив. Сразу после официального обручения девушка позволяла своему novio войти в ее спальню, они гасили свет и разговаривали; она лежала в постели, закутавшись в одеяло, а он сидел рядом, положив руки на кровать».— «Мало ли что могут натворить неугомонные руки»,— заметил один из леонских горцев, но девушка из Бильбао, как подобает благонравной девице, нахмурила брови, после чего он тотчас умолк.

«Есть ведь и целомудренные обычаи,— заметила молодая испанка,— я знаю, что в Тривесе, в Астурии, будущая свекровь вечером накануне свадьбы укладывает в постель закутанную в простыню невесту, а жених должен всю ночь в присутствии своей матери сидеть рядом и охранять любимую, прикладываясь время от времени к кувшину с сидром и не задувая свечи». «Виноградарь» заметил, что этот обычай больше смахивает на пытку.

Когда мужчины вышли в коридор покурить и поболтать, моя попутчица доверительно наклонилась и прошептала мне на ухо: «Вы знаете, нравы просто ужасно испорчены. У нас есть поговорка: “Что произошло, девочка, то произошло, и не стоит беспокоиться; раз уж это случилось, то с Божьей помощью все устроится”, но Господь в таких делах, сами знаете, не помощник. Не зря многим девушкам приходится подкидывать соломенную куклу невесте и жениху». Я попросила объяснить, что она имеет в виду. Девушка из Бильбао загадочно улыбнулась: «Так вы не знаете? Это связано с другим деревенским обычаем. Если парень делает девушке из соседней деревни ребенка, а потом оставляет ее и женится на другой, то новобрачные, выходя из церкви, могут споткнуться о соломенную или тряпичную куклу; еще одну куклу они могут обнаружить посреди дороги, когда идут рука об руку в свадебной процессии. Невеста знает, что это за куклы,— так девушка, которую жених бросил с ребенком на руках, напоминает ему о себе... Поэтому многие невесты плачут в брачную ночь».

Я спросила ее: «А как женщины? Они-то всегда бывают верны? Помните народную песенку о тяжелой доле моряков, чьи жены, когда мужья уходят в плавание, находят им замену? Хотя, возможно, автор песенки просто возводит напраслину на женщин. Как-то на побережье, в деревне Корме в Галисии, я встретила двух женщин, с нетерпением ожидавших встречи со своими мужьями-моряками, которые были в плавании несколько недель. Узнав, что в Корме они могут сесть на каботажное судно, где служили их мужья, и плыть вместе с ними в Бильбао, женщины приехали на автобусе из Муроса — а это не ближний свет! В единственной в деревне гостинице женщины моряков заняли комнату напротив моей и, громко храпя на маленькой двуспальной кровати, до четырех утра не давали мне уснуть. В это время подвыпившие мужья искали своих жен; они шли до деревни от самой пристани, взявшись за руки и распевая во всю глотку. Наконец моряки добрались до гостиницы, и парадная дверь затряслась под ударами их кулаков. Хозяин, сеньор Гарридо, открыл им дверь таверны, где ему пришлось (как он сам признавался на другое утро) пустить в ход всю свою сообразительность, чтобы убедить моряков, желавших непременно лечь со своими женами в постель, не брать лестницу штурмом. Твердо и терпеливо сеньор Гарридо объяснил, что желание осуществить супружеские права абсолютно невыполнимо, так как жены моряков вдвоем заняли единственную свободную комнату. Поэтому он советовал гостям после веселой copitа [90] пирушка (исп.) в его заведении вернуться на свой корабль и прийти за женами в более подходящее время. После трех бокалов белого вина, сопровождавшихся громкими тостами, моряки шатаясь побрели вниз по улице, а сеньор Гарридо отправился в свою комнату».