Алексей Митрофанов - Повседневная жизнь русского провинциального города в XIX веке. Пореформенный период

Калужане тем тестом гордились, одно время в городе даже выходил журнал, который так и назывался — «Калужское тесто».

Тесто даже дарили возлюбленным:

К сожалению, сейчас это тесто даже представить себе невозможно.

Узкая специализация была, как правило, присуща городам уездным. Неудивительно — ведь если в большом городе все примутся, к примеру, сушить сухари, то обязательно возникнет перепроизводство этих сухарей. Когда же населения поменьше, есть надежда, что товар все-таки разойдется.

Была своя узкая специализация, к примеру, в уездном городе Торжке. Литератор И. Глушков писал: «Купечество новоторжское, будучи весьма богато, производит великие торги к санкт-петербургскому порту хлебом, юфтью, салом и другими товарами; также имеет в городе множество кожевенных, солодовенных и уксусных заводов; да и вообще все жители весьма деятельны: мужчины и женщины занимаются шитьем кожевенных товаров, а некоторые из первых хорошие каменщики, штукатуры или черепичные мастера. Новоторжская знатность есть хорошие козлиные кожи, тюфяки, чемоданы, портфели, маленькие бумажники и всякий кожевенный товар».

Кстати, «козлиные кожи» — отдельная тема. В одном из царских указах о новоторах записано: «козлиный торг им за обычай». В уже упомянутый визит Екатерины ей были подарены «кожаные кисы (то есть меховые сапоги. — А. М.) и туфли, шитые золотом». А в Тверской губернии в ходу была частушка:

Драматург Александр Островский писал: «На 16 заводах выделывается: белая и черная юфть, полувал, опоек, красная юфть, козел и сафьян, всего приблизительно на 70 тысяч руб. серебром. Торжок исстари славится производством козлов и сафьянов и в этом отношении уступает только Казани и Москве. Особенно в Торжке известна красная юфть купца Климушина, при гостинице которого (бывшей купчихи Пожарской, но переведенной теперь по причине малого проезда в другой дом) есть небольшой магазинчик, где продаются торжковские сапоги и туфли. Работа вещей прочна и красива, но цена, по незначительности требования, невысока: я заплатил за две пары туфель, одни из разноцветного сафьяна, другие из бархата, шитые золотом, 3 руб. серебром».

Правда, тот же классик сокрушался: «Прежде золотошвейное мастерство процветало в Торжке; в 1848 году вышивкою туфель и сапог занималось до 500 мастериц. Теперь эта промышленность совершенно упала, и только в нынешнем году (эти заметки были сделаны в 1856 году. — A. M.), по случаю коронации, несколько рук успели найти себе работу за хорошую цену — до 15 руб. серебром в месяц. Новоторжские крестьянки, большею частию девки, славятся по всей губернии искусною выделкою подпятного кирпича (то есть уминаемого пятками тех самых девок. — А. М .); и золотошвейки, за неимением своей работы, принуждены были заняться тем же ремеслом. От великого до смешного только один шаг! Летом для работы кирпича они расходятся по всей губернии, разнося с собой разврат и его следствия».

Другой уездный город, Дмитров, славился баранками. Лев Зилов о нем писал:

Ничем, казалось бы, не обусловленная специализация — а вот поди ж ты!

А уездный город Муром знаменит был калачами. «Владимирские губернские ведомости» сообщали: «В городе Муроме по переписи 1897 г. 12 589 жителей, которые занимаются различными промыслами и торговлей, а также садоводством и огородничеством. Здешние огороды славятся своими огурцами, фасолью и канареечным семенем. Существующие в городе различные ремесленные заведения дают заработок около 1300 человекам; из этих ремесел, по сумме производства, первое место должно быть отведено калачникам, хлебникам и булочникам. Калачное производство является древним в г. Муроме, стяжавшим некоторую известность муромцам как калачникам (и в гербе уезда изображены три калача)».

Один из краеведов сообщал: «Многие же пекут из пшеничной муки калачи на продажу в другие города и места». Неудивительно, ведь муромские калачи действительно были особенные. Те же «Владимирские губернские ведомости» писали о них: «Всех калачных пекарен есть до двадцати; мастера и сами хозяева так изучили все пропорции к составлению печения, что муромские калачи, отличаясь от других, славятся особенно приятным вкусом и величиною».

Череповец — еще один уездный город — славился сапожниками, только славился довольно странной славой. В городе и впрямь было немало сапожных мастерских, и череповчане пели про них песенку:

То ли дело черепашка — маленькая гармошка, более похожая на муфту, которую изготовляли здесь же, в Череповце.

Дело тонкое — Ростов Великий. Этот город славился финифтью, расписной многоцветной эмалью. Отпрыск одного из мастеров писал в своих воспоминаниях: «Отец где-то доставал кусок эмали, толок на большом камне курантом, потом размешивал со скипидаром до сметанообразного состояния. Пластины и кисти изготавливал сам, писал тоненькой, в один волосок кистью из хвоста колонка, обжигал пластину не менее трех раз. Работы писал пунктиром, сначала рисовал эскиз карандашом, потом прокалывал и затем рисовал на пластине».

Так что мастер по финифти был одновременно и менеджером по закупкам, и гончаром, и изготовителем кистей, и художником-дизайнером, и в конечном итоге менеджером по реализации готовой продукции. Иногда он справлялся со всеми задачами самостоятельно, а иногда в процессе производства участвовала вся семья. Вот, например, один из мемуаров: «Мама покупала ящиками бемское (богемское. — А. М.) стекло, у нее был курант — круглый камень с каменным плато, внутри которого углубление. Мама растирала курантом бемское стекло до того, что на руках образовывались мозоли в нижней части ладони».

Но даже те из домочадцев, кто не был занят в производственном процессе, были вынуждены подчиняться ему: «Процесс бисерения был очень ответственным. Мама старалась, чтобы не подымалось ни единой пылинки. В случае попадания на пластину пыли на ней образовывались пузыри, они лопались, оставляя после себя мелкие дырочки. Поэтому в дни бисерения никогда не делали уборки, а детям не разрешалось бегать».

Ростовская финифть распространялась по всей стране. Она шла в обе столицы, на Нижегородскую ярмарку и, разумеется, в располагающуюся всего лишь в сотне километров от Ростова Троице-Сергиеву лавру. Троицких заказов было особенно много. То «ростовский живописный мастер Василий Гаврилов Гвоздарев подрядился поставить в лавру своего мастерства образов… который для усмотрения письма и каким образом будут оправлены прислал для образца три образа». То «Иван Алексеев Серебренников желает поставлять в лавру финифтяные образа самого лучшего качества». Иной раз и посредник, «города Ростова купец Николай Петров сын Дьяков», предлагал свои услуги за процент.