Георгий Миронов - Лики России (От иконы до картины). Избранные очерки о русском искусстве и русских художниках Х-ХХ вв.

Это были мастера разного уровня таланта. Но люди, как мне до сих пор кажется, в равной степени хорошие.

В нашем доме стали появляться новые друзья. И новые картины.

Интересной, спустя почти полвека, мне до сих пор кажется телепередача о живописце Буторове. Его яркие и задумчивые пейзажи я сопроводил стихами за кадром. Получился любопытный контрапункт.

Не сразу, но выстроились сценарии телефильмов о самобытных скульпторах-братьях Лео и Гене Ланкинен, о живописце Фолке Ниемминене…

Жанр телепортрета художника мне продолжал казаться интересным и спустя годы, уже в Москве. Вначале 70-х гг. XX в. я работал сценаристом Главной редакции народного творчества Центрального телевидения. На моих глазах на телевидение пришёл «цвет». Цикл телефильмов о русских художниках, мастерах национальных республик для телевидения принёс мне дружбу с замечательными людьми.

В нашем доме появлялись новые работы, новые люди. Тесная дружба связала меня с героями моих «телепортретов».

Белорусский художник, мастер «выцинанок» – картин, вырезанных из цветной бумаги, позднее – известный белорусский писатель Вячеслав Дубинка. Он не только подарил нам с женой свою дружбу, но и обучил меня в Минске приёмам народных белорусских мастеров и… научил готовить картофельные оладьи – «драники».

Латышский скульптор и ювелир Зигмар Курш. Я прожил неделю в его мастерской в центре Риги. Он обучил меня работе с металлом и янтарём, и своими руками я сделал янтарные гарнитуры для мамы, жены, тёщи, сестёр…

В нашем доме, теперь уже в Москве, с начала 70-х гг. появлялись всё новые картины, всё новые художники. Жена, историк и искусствовед, умножала мои усилия. Она много лет работала директором Советского, затем Российского Фонда культуры. К ней в особняк на Гоголевском бульваре тянулись интересные люди. Художники дарили ей свои работы. Я писал о них статьи и рецензии. Они становились друзьями. До сих пор считаю своими творческими удачами очерк об уральском народном мастере, самобытном скульпторе Николае Зыкове, узбекском скульпторе Расулове, грузинском графике Володе Месхи.

О Володе Галатенко, тонком и оригинальном живописце, поэте-лирике в живописи, я написал очерк в начале 90-х гг. Этому искусствоведческому эссе уже больше двадцати лет, а оно не утратило своей актуальности. Недаром заслуженный художник России, член-корреспондент Академии художеств В.И. Галатенко включил этот очерк в свой юбилейный альбом 2012 года.

Иначе сложился диалог с замечательным рисовальщиком и живописцем, профессором (на протяжении ряда лет – и проректором) Академии художеств имени В.И. Сурикова Сергеем Сиренко. Так вышло, что не я о нём (это ещё впереди, надеюсь), а он обо мне написал очерк для моей книги «Обретение гармонии» (М., 2007), «Русские художники в литературных портретах Георгия Миронова». Сергей Сиренко, его очаровательная жена и чудная дочь, ставшая за годы нашей дружбы профессиональным искусствоведом, – частые гости в нашем доме. Картины Сергея Анатольевича прочно вошли в «основную экспозицию» нашего семейного собрания.

Вначале совместная работа, а потом и тесная дружба связала меня уже в новом XXI веке с Народным художником России, Действительным членом Академии художеств России Юрием Походаевым. Мы с ним ухитрились не только заинтересовать, но и удивить друг друга.

Ученик классика советской реалистической живописи Беляницкого – Бирули, мастер реалистического пейзажа в стиле В. Серова, он поразил меня чисто «коровинскими» яркими натюрмортами и строгими, изысканными, лаконичными по цвету зимними пейзажами (один из них «экспонируется» в нашем доме).

Я тоже удивил его дважды. Вначале – очерком о В. И. Сурикове в книге «Обретение гармонии». На презентации книги в Центральном доме работников искусств Юрий Походаев сказал: «Из очерка Георгия Миронова я узнал о Сурикове больше, чем за все восемьдесят ранее прожитых лет».

А открывая мою персональную выставку живописи в ЦДРИ в 2011 г. он с улыбкой признался: «Слабый рисунок у тебя компенсируется удивительным колористическим талантом. Я так не могу…»

Написав двадцать книг прозы, я не стал считать себя писателем, хотя эти книги отмечены многими литературными премиями.

Написав более 400 картин, я не рискну назвать себя художником.

Просто мне нравится это занятие.

Всматриваюсь в мои портреты кисти московского художника Александра Евстигнеева. Другом нашего дома он стал в начале 70-х гг. и оставался до последних дней своей жизни. Он написал прекрасные портреты моей жены, тёщи. И оставил добрую память о себе тремя моими портретами. Часто смотрю на них. Пытаюсь понять, как живописцы постигают сущность портретируемого человека? Вся жизнь, порой, уходит на то, чтобы разобраться в себе. Но вот приходит к тебе художник, – и… Открывает тебе то, что ты не мог постигнуть десятилетиями. Саша хорошо относился к нам и, наверное, немного приукрасил всех троих. Но ведь и понял в нас что-то главное, что делает нас интересными в глазах других людей. Он ушёл, а портреты живут. Храня некую тайну, которую может понять только живописец.

История искусства – наука удивительная. Чем больше её изучаешь, тем острее ощущение, что непознанного остаётся ещё больше…

По семейным обстоятельствам я не мог по окончании школы поехать в Москву поступать на отделение истории искусств истфака МГУ. В Петрозаводске на истфаке такого отделения не было. Стал заниматься параллельно с историей – журналистикой, с третьего курса ушёл работать в штате студии телевидения. После университета два года служил в армии – параллельно писал сценарии передач о художниках уже для архангельского телевидения.

В армии, хотя служил в войсках, не оставлявших свободного времени, много читал. Даже в палатке, в Заполярье, когда усы покрывались ледяной коркой, ухитрялся рукой в рукавице перелистывать страницы книг о живописи, закрывал глаза и видел картины в Эрмитаже, Русском музее, «Третьяковке», в «Пушкинском». Мечтал поступить в аспирантуру в Питере. Свои планы и интересы связывал тогда с историей древнерусской живописи.

Но вновь объективные обстоятельства помешали уехать из Петрозаводска, куда вернулся после демобилизации. Поступил в аспирантуру при кафедре новой и новейшей истории с рефератом на основе диплома «Изобразительное искусство французского Просвещения». Эпоха эта мне была менее интересна, чем многие другие. И потому читал спецкурс по «Культуре итальянского Возрождения», которой тогда увлёкся – на многие десятилетия… И параллельно писал сценарии передач о живописи и художниках для Петрозаводского телевидения.

Жизнь всё время вносила коррективы в мои планы.