С. Панов - Новые безделки: Сборник к 60-летию В. Э. Вацуро

«Пусть будут это Мерзляков, Жуковский и я. По крайней мере первые четыре стиха» [20] Цит. по: Истрин В. М. К биографии Жуковского. — Журнал Мин-ва народного просвещения. 1911. Март-апрель. С. 209. , — добавлял Тургенев к взволновавшей его цитате. Очевидно, что идеал духовного союза избранных творческих личностей (обратим внимание на ставшее как бы эпиграфом к эпохе сочетание schöne Seele) был для него необычайно привлекателен. Соответственно, работа над переводами немецких писателей становилась для него упражнением в freundliche Weisheit, опытом настраивания душ в унисон друг другу и в унисон великим писателям. В том же 1799 году Ан. Тургенев набрасывал в дневнике план альманаха сочинений М. Ж. Т. «Вот, что мы назначили, — писал он. — Слава. — О смерти из Энгеля — Das stolze Bewußtsein? [*] Гордое сознание (нем.). — Какие-нибудь мелкие стихотворения. — Die geheilte Schwärmerin [*] Исцеленная мечтательница (нем.). . О Разбойниках. — Анекд.<���оты> о Menschenhass und Reue [*] Человеконенавистничество и раскаяние (нем.). и проч…» [24] Цит по: Истрин В. М. Младший тургеневский кружок… С. 39. Опечатки исправлены по: ИРЛИ. Ф. 309. Ед. хр. 271. Л. 2.

Нетрудно заметить, что запланированный альманах почти всецело связан с немецкой литературой. Помимо переводов из Коцебу, Энгеля, Шиллера (речь, вероятно, идет о его статье, посвященной собственной пьесе), будущие авторы собираются поместить в нем навеянное «Песней к радости» Шиллера стихотворение Мерзлякова «Слава» и «мелкие стихотворения» также, вполне вероятно, переводного характера. Разнообразный характер этого никогда не осуществившегося издания, по-видимому, связан прежде всего с тем, что Тургенев и его друзья собирались довести его до печати. Отсюда и место, которое занимают в этом проспекте переводы из Коцебу.

В недолгой жизни Андрея Тургенева Коцебу играл особую роль, ибо переводы «Клеветников» и «Негров в неволе» составляют его главные выступления в печати. Казанский литератор Г. Каменев, сам переводивший Шписа и Козгартена, рассказывал в письме домой, что говорил с Ан. Тургеневым о немецкой литературе и тот «любит страстно Гете, Коцебу, Шиллера и Шписа». При другой встрече Тургенев читал Каменеву «некоторые из своих переводов, в том числе и негров-невольников славного Коцебу» [25] Цит по: Бобров Е. А. Литература и просвещение в России. Т. III. Казань, 1903. С. 122, 120. . По мысли Г. Гиусмана, во многом опирающегося на эти воспоминания, Тургенев не был еще способен различить уровень ценимых им немецких писателей: «Возможно, Тургенева привлекло отдаленное тематическое родство обеих пьес с драмами Шиллера. Разницу в уровне, а также профанацию, опошление шиллеровских тем у Коцебу Тургенев еще не заметил из-за отсутствия критической дистанции по отношению к немецкому писателю» [26] Giesemann G. Kotzebue in Russland… S. 138. . С этой мыслью трудно согласиться. В своих дневниках и письмах, буквально переполненных размышлениями о немецких писателях и выписками из них, Ан. Тургенев по существу не упоминает и не цитирует Коцебу. Разумеется, молодой писатель выбирал для перевода то, что ему было созвучно, и пьесы Коцебу, в особенности «Негры в неволе», привлекли его внимание, в том числе возможностью прямых сопоставлений с положением дел в России. И все же, думается, эта грань переводческой деятельности Ан. Тургенева в немалой степени определилась соображениями материального порядка — по его письмам очевидно, что содержание, предоставленное ему родителями, было совершенно недостаточно. Разница между Коцебу, с одной стороны, и Шиллером и Гете, с другой, была ему достаточно ясна, и именно эта разница определяла разграничение между переводами (в 1799 году он собирался «перевести все повести Коцебу, которые цензура пропустить может» [27] Цит. по: Истрин В. М. Младший тургеневский кружок… С. 77. В другом месте дневника, тоже достаточно ясно выражая свое мнение, Тургенев противопоставляет французской драматургии «Шиллера, Goethe, Lessing’a и даже Коцебу» (См. Истрин. С. 82). Позднее, уже в 1802 году, в Вене, когда его литературные взгляды существенно изменились, он дает немецкому драматургу очень неоднозначную оценку. «Коцебу скучен, утрирован, множество лиц, характеров, но везде утомительное однообразие и все вышли из пределов натуральности, все утрированы до крайности. Но есть в нем un certe ne sais quoi, он чего будешь бранить его пиесу, но пойдешь смотреть ее и не в первый раз». (РО ИРЛИ. Ф. 309, ед. хр. 1239. Л. 21 об). ), делавшимися для широкой публики, и теми, которые должны были служить сокровенной работе души, формированию культуры чувств и взаимопониманию с ближайшими друзьями.

История перевода Вертера на русский язык Ан. Тургеневым и Мерзляковым в основном прослежена В. М. Жирмунским [28] Жирмунский В. М. Гете в русской литературе. С. 61–63. . В 1798 г. Тургенев опубликовал свой перевод второго письма Вертера [29] Приятное и полезное препровождение времени. 1798. Ч. XIX. С. 107–109. . Затем в середине 1799 года он с Мерэдяковым принимается за полный перевод, но друзья быстро прерывают работу, узнав и появлении в Петербурге нового перевода И. Виноградова. Через два месяца, однако, Тургенев и Мерзляков возобновляют работу без всякого расчета на публикацию, при этом небольшую часть романа они переводят оба — очевидно, как пишет Жирмунский, «соревнуясь и пробуя свои силы» [30] Жирмунский В. М. Гете в русской литературе. С. 63. . По-видимому, в то же время какие-то части книги переводит и Жуковский. «Мое состояние очень походит на то, которое описано в „Вертере“ в том письме, которое ты переводил. Душа моя пуста, голова тоже; я в рассеянии» [31] Жуковский и русская культура. С. 392. , — пишет Ан. Тургенев Жуковскому 22 января 1802 года, вероятно, имея в виду какое-то из писем начала 2-й части, где рассказывается о пребывании героя на службе у посланника. Такая организация работы на троих преследовала, конечно, не только литературные цели. Важнее была как бы настройка душ переводчиков в унисон, при этом роман Гете должен был служить своего рода камертоном. На экземпляре «Вертера», подаренном Жуковскому, Ан. Тургенев написал: «Ей-богу, ничего лучше придумать не могу, как того, что я вечно хотел бы быть твоим другом, чтобы дружба наша временем укреплялась, чтобы я достоин был носить имя друга и твоего друга» [32] Там же. С. 368. .

Умонастроение, побуждавшее друзей обращаться к «Вертеру», раскрывается в одной из дневниковых записей Тургенева.

«Сегодня утром купил я у Горна „Вертера“ и велел без всякой дальней цели, переплести его пополам с белой бумагой. Сам не знал еще на что мне это будет. Теперь пришла у меня быстрая мысль. „So eine wahre warme Freude ist nicht in der Welt, als eine grosse Seele zu sehen, die sich gegen einen öffnet [*] «В мире нет более подлинной и теплой радости, чем наблюдать, как открывает себя великая душа» (нем.). “, — говорит в одном месте Вертер. Я читал это прежде равнодушно и хладнокровно, теперь, слушая Ивана Владимировича <���…> от безделицы, которая показала мне благородную твердость души его, почувствовал я сам эту радость, хотя он говорил и не со мною. За этим и другая мысль родилась мгновенно. Я вспомнил это место в „Вертере“ — и в новом „Вертере“ своем буду поверять мои чувства с его и отмечать для себя, что я чувствовал также, как он, — сказал я сам себе, — вскочил, прибежал в свою комнату и тут же написал эти строки» [34] РО ИРЛИ. Ф. 309. Ед. хр. 272. Л. 12. Горн — немецкий книготорговец в Москве. Иван Владимирович — Лопухин. , — писал Андрей Тургенев 8 августа 1801 года. Замысел собственного дневника до такой степени слился в его сознании с романом Гете, что он стремился физически сблизить эти два произведения и вести дневник прямо на страницах любимой книги.