Фаина Османова - Истории простых вещей

Попытки возродить эпистолярный жанр воплотились в романе Януша Вишневского «Одиночество в Сети», в котором электронные письма склонного к слезливости героя и его возлюбленной составляют значительную часть объема. Вишневский взялся за крайне тяжелую задачу: вернуться с ноутбуками и оптико-волоконными сетями в век сентиментализма, для чего ему потребовалось «апгрейдить» наследие де Лакло и Руссо. Искусственность замысла неожиданно оказалась созвучной потребностям аудитории, и роман Вишневского стал бестселлером. Значит, не все ушло в прошлое, значит и письмо, и письменность, и почта по-прежнему нужны не только для передачи прагматической информации, и, когда тебе давно не пишут, все так же становится серо на душе.

…Упомянутая «Кларисса» Ричардсона публиковалась частями, и современники заваливали писателя письмами, в которых умоляли вывести роман к хеппи-энду. Когда писалась последняя часть, самые преданные читательницы собрались в гостиной и ждали появления Ричардсона из кабинета. Ричардсон вышел из кабинета бледный, вытирая платком вспотевший лоб. «Она мертва», — только и промолвил он. Присутствовавшие в гостиной дамы поднялись с выражением неподдельной скорби.

…Как мертва прекрасная Кларисса, так и мертв прежний эпистолярный жанр. Жалеть не надо. Ведь все когда-то заканчивается. Или — что точнее — переходит в новое качество. И если когда-то солдат-первогодок сидел перед листом бумаги в клеточку, на котором было выведено всего лишь «Здра…» и в тяжелом раздумье грыз кончик шариковой ручки, то теперь его ровесник сидит перед плоским монитором и подыскивает слова для своего «имейла». Найдет?..

Ныне травмы от чемоданов совсем не те, что прежде. Раньше наиболее уязвимыми частями тела становились бедра, колени, икры. Лишь в тех случаях, когда чемодан роняли или когда у него отрывалась ручка, страдали ступни ног. Нынче же больнее всего голеностопу. Причина проста: прежде чемодан несли в руках, теперь катят на колесиках. Прежде им, случалось, пробивали себе дорогу, как тараном, теперь им прокладывают путь, как катком или скрепером. Люди, часто ездящие, это подтвердят.

С одной стороны, тут дело не в чемоданах, а в их невнимательных к окружающим владельцах. Ведь, как известно, стреляет не сам револьвер, а его обладатель. Но с другой стороны, чемоданы наших дней, чемоданы на колесиках, как бы провоцируют хозяев. Облегчая физическую нагрузку, увеличивая скорость передвижения, они как бы передают им еще одну степень свободы. К свободе вообще следует относиться с внимательностью, а к свободе вещей, точнее, чемоданной — с повышенной.

Да, многие чемодановладельцы оказались к такой свободе не готовы. Их чемоданная память (у кого генетическая, у кого собственная) слишком тяжела. В ней отпечатаны чемоданы разных модификаций, объемов и веса. От маленького фибрового (по-латыни fibra — волокно), с которым давным-давно дед ходил в баню, от фибрового же, оклеенного гэдээровскими переводными девушками, с которым вернулся после службы в армии сосед по коммунальной квартире, до огромного кожаного красавца с металлическими накладками, который сорвался с верхней полки в поезде дальнего следования. До чемоданов в парусиновых — на больших металлических пуговицах — чехлах, скрывавших царапины и наклейки, свидетельства дальних странствий…

«Наш» чемодан был еще славен и своим, с позволения сказать, типическим содержимым — как у Максимилиана Андреевича Поплавского. Да, того самого «дяди покойного Берлиоза». Не откажем себе в удовольствии от длинной цитаты: «Затем Азазелло одной рукой поднял чемодан, другой распахнул дверь и, взяв под руку дядю Берлиоза, вывел его на площадку лестницы. Поплавский прислонился к стене. Без всякого ключа Азазелло открыл чемодан, вынул из него громадную жареную курицу без одной ноги, завернутую в промаслившуюся газету, и положил ее на площадке. Затем вытащил две пары белья, бритвенный ремень, какую-то книжку и футляр и все это спихнул ногой в пролет лестницы, кроме курицы. Туда же полетел и опустевший чемодан. Слышно было, как он грохнулся внизу и, судя по всему, от него отлетела крышка».

А чемоданчики, стоявшие в прихожей у многих, очень многих граждан Страны Советов, в которых загодя было приготовлено все то, что могло пригодиться на первое время после ареста? Некоторые не убирали эти чемоданчики и после того, как «воронки» перестали быть неотъемлемым атрибутом советских темных ночей…

Казалось бы, и само слово «чемодан» подчеркнуто европейское. На самом же деле «чемодан», он же «шабадан», — слово тюркское, причем заимствованное из персидского языка, в котором оно звучит как «замедан».

Шабаданом называли кожаную или войлочную плоскую сумку с ручками. Казахские войлочные шабаданы, незаменимые при кочевом образе жизни, были легкими, мягкими, хорошо растягивались, вмещали большое количество вещей. Плотно прилегающие друг к другу, цепляющиеся друг за друга шабаданы не выпадали из повозки. Их обычно клали на заранее наполненные сандыки, иначе — сундуки. Вот сандык делали из дерева, он был жестким, несминаемым. Потом часть чемоданов тоже стали делать из плотных материалов, вплоть до металла, сундуки же начали увеличиваться в размерах, пока не приобрели окончательную основательность и неподъемность.

По-русски чемоданом долгое время называли кожаные чехлы для оружия, и только к XVI веку слово «чемодан» получило свое привычное значение. Кстати, в самом начале XVI века жил даже человек с именем Чемодан — Чемодан Григорьев Воропанов, потомок выехавшего из Литвы к великому князю Василию Темному «мужа честна, именем Воропана», чей старший сын Иван Большой Воропан и стал родоначальником всех Чемодановых. Скорее всего, Чемоданом человека называли не потому, что у него было много добра, а потому, что у него было дорогое оружие, тщательно оберегаемое и сохраняемое в специальных чехлах. Воинственными людьми были эти первые Чемодановы!

Чемодан в современном понимании этого слова появился значительно позднее, в середине — конце XVIII века. Именно тогда в Европе начала формироваться культура путешествий в их нынешнем, туристическом смысле слова. Вместо постоялых дворов возникли первые отели, постепенно отпала необходимость брать с собой много вещей, и тяжелые, окованные железом сундуки с огромными замками сменились на элегантные кожаные чемоданы. Сам аристократ — а туризм изначально был аристократическим времяпрепровождением — путешествовал с маленьким ларчиком, где держал самое ценное, а чемоданы находились в ведении слуг. Вот только мягкость и изящество тогдашних чемоданов приводили к одному печальному результату: вещи путешественников по прибытии в пункт назначения нуждались в основательной глажке. Кроме того, разнокалиберные чемоданы приходилось тщательным образом увязывать друг с другом, дабы не растерять часть добра в дороге.