Эдуард Фукс - История нравов

Наиболее распространенный признак отличия заключался в том, что достойная невеста подходила к алтарю с венком на голове: она носила «почетную корону целомудрия». Венок — признак девственности. Невесты-девственницы имели далее право распускать волосы на непокрытой голове. Наоборот, невеста, которая еще до брака сошлась с мужчиной, хотя бы с женихом, должна была удовольствоваться вуалью.

В Нюрнберге «падшая» девушка должна была идти в церковь с соломенным венком на голове, толпа осыпала место перед дверью ее дома сечкой и ее называли «испытанной девкой». В Ротенбурге церковная епитимья заключалась в том, что невеста, потерявшая невинность, должна была стоять на паперти с соломенной косой, приделанной к волосам, а ее совратитель обязан был в продолжение трех воскресений появляться в церкви в соломенном плаще, а также возить свою возлюбленную в тачке по всему местечку, причем толпа забрасывала обоих грязью.

В одном нюрнбергском указе, изданном в XVI в. и неоднократно возобновлявшемся в XVII столетии, направленном исключительно против гнусного порока «растления девушек», говорится, что это делается для того, чтобы «молодые предстали публично пред всеми в том позоре, в котором они сами виноваты». Мало того. Обе стороны подвергались еще серьезным телесным наказаниям и денежным штрафам, особенно значительным, когда добрачная связь жениха и невесты обнаруживалась только после свадьбы, будь то вследствие преждевременного рождения ребенка или благодаря доносу. Наказание было потому серьезнее в таких случаях, что жених и невеста «обманули своим молчанием церковь и общину Господа и не сообщили об этом эконому при священническом доме»; как говорится в вышеупомянутом указе: они хотели присвоить себе почести, на которые не имели права.

Дабы благородная профессия доносчиков не вымирала, а и впредь обнаруживала кипучую деятельность, давая тем возможность отделить «добрых» от «злых», доносчик получал третью часть денежного штрафа. Некоторые указы обязывали даже невесту, если донос был «обоснован», подвергнуться осмотру со стороны двух назначенных городским советом акушерок, которые должны были выяснить, «находится ли она еще в честном состоянии девственности»… Невеста, не подчинившаяся такому осмотру, не имела права на «честную» свадьбу. Таким же путем ей, впрочем, разрешалось и самой очиститься от павшего на нее подозрения.

Еще более грубое, на наш взгляд, воззрение отражается в другом свадебном обычае, при помощи которого в разных странах и местностях невеста была обязана публично доказать, что вступила в брак девственницей. Обычай этот заключался в том, что на другой день после свадьбы простыня или рубашка невесты с торжеством вывешивалась или показывалась из окна. Только такое документальное доказательство спасало в глазах соседей и друзей честь новобрачной. Чем явственнее были следы крови, тем нахальнее выставлялась простыня напоказ соседям, ибо тем выше была слава невесты как девственницы. Брантом сообщает об этом обычае, каким он существовал в Испании, следующее:

«Женщина имеет еще одно средство доказать свою незапятнанность, а именно на другое утро после свадьбы показать кровавые следы борьбы, как это делается в Испании, где окровавленная простыня вывешивается из окна при громких криках: «Мы считаем ее девушкой!»».

Подобный обычай сохранился до сих пор в славянских странах.

Разумеется, в тех местах, где такие обычаи сохранялись дольше, они принимали все более символический характер. Выставлялись уже не самые следы или во всяком случае следы, очень ретушированные. Естественно, что это должно было совершиться рано или поздно, даже там, где не преследовали при этом обмана. Опыт очень скоро научил людей, что свадебная ночь может и не сопровождаться «кровавой бойней», а девственность невесты все же будет неоспоримым фактом.

Высокая оценка, которая давалась физической нетронутости женщины, явствует еще из того обстоятельства, что потеря девственности делала женщину в глазах всех низшим существом. Она имела поэтому часто право предъявлять к тому, кто ее обесчестил, иск о вознаграждении. С другой стороны, мужчина мог требовать от родителей невесты, лишившейся своей девственности, более значительного приданого.

Однако все эти обычаи и законы, с которыми к тому же совершенно совпадало общественное мнение в эпоху Ренессанса, нисколько не мешали тому, что как раз в эту эпоху не только мужчины, но и женщины особенно часто нарушали предписание добрачного целомудрия. При общей напряженности эротического чувства число добрачных связей должно было неизбежно возрасти.

Чем утонченнее становились средства, позволявшие избежать опасности, тем более возрастала у женщин готовность подчиниться велениям чувств и испытать те радости, которые Ренессанс ценил более всякой другой эпохи. Добрачные связи женщин в эпоху Ренессанса должны были быть в порядке вещей почти во всех слоях населения. В литературе каждой страны встречается огромное количество заявлений на этот счет. С другой стороны, есть ряд обстоятельств и явлений, превращающих подобное предположение в достоверный факт.

В литературе встречаются даже многочисленные документы, на основании которых можно было бы заключить, что небольшое число женщин вступали в брак чистыми, как ангелы.

Ограничимся лишь немногими данными, свидетельствующими о добрачных связях девушек.

Для Италии Корнацано удостоверяет в новелле, основанной на поговорке «Кто был свидетелем, того да благословит Бог», что нет ни одной девушки старше десяти лет. Епископ, выведенный в новелле, говорит своим слушателям:

«Прежде чем стать епископом, я был исповедником, и все девушки старше десяти лет признавались мне, что у них уже было по крайней мере два любовника». О Франции говорится в одной новелле Тюнгера: «Немецкий дворянин, умевший немного говорить по-французски, въезжал верхом по мосту в Авиньон. Усталая лошадь начала спотыкаться, когда взошла на мост. Девица, очевидно легкого поведения, разразилась при виде этого смехом и стала издеваться над всадником. «Ах, мадам! — возразил он. — Вы едва ли удивитесь тому, что моя лошадь спотыкается, если узнаете, что она это делает всегда при виде женщины легкого поведения». «Ох! — воскликнула та. — Если это так, то советую вам не въезжать в город, ибо иначе вы сломаете себе шею».

Важной причиной того, что люди тогда легче поддавались своим чувствам, была легкость вступления в брак. Она в значительной степени устраняла опасность публичного порицания. Пока церковное венчание не было еще принудительным законом, достаточно было простого обещания женитьбы, чтобы брак считался законным. В Германии, например, достаточно было простого «предложения и согласия». А если за этим следовало разделение ложа, то брак считался и состоявшимся. Для законности брака не требовалось ни публичного оглашения, ни составления брачного контракта. Когда в брак вступали молодые люди, то даже в этом случае не требовалось согласия родителей и опекунов. В результате — целый ряд так называемых «случайных браков», которые церкви пришлось признать, хотя она и делала это весьма неохотно.