Ада Баскина - Мальта и мальтийцы. О чем молчат путеводители

Все эти свои жалобы я излагаю социологу, профессору Мальтийского университета Марку Фальзону.

– О, узнаю своих соотечественников! – хохочет он. – Да, пунктуальность отнюдь не наша национальная черта. Я думаю, что необязательность – это оборотная сторона неспешности. Мне иногда кажется, что у каждого мальтийца где-то глубоко в подсознании живет убеждение: никогда не надо торопиться – куда спешить? Обратите внимание на выражение лиц мужчин, сидящих на улице…

Да, я еще не рассказала, что мальтийцы любят сидеть на лавочках возле дома. Несколько человек в один ряд лицом к дороге. Однако я не заметила в них никакого любопытства по отношению к прохожим. Кажется, их ничто не может удивить. И никто не вызывает осуждения. Полнейшая невозмутимость.

– А как мальтийцы относятся к иностранцам? – спрашиваю я профессора.

– Приветливо. Дружелюбно. Но… будьте осторожны: с такой же милой улыбкой могут запросто вас обсчитать.

…В кафе, расположенном у городских ворот Валетты, я заскакиваю наскоро перекусить. Вижу в витрине пирожок, стоит 2,50 €. Хочу купить, но нельзя: надо заказать у официанта.

Сажусь за столик, прошу кроме пирожка еще чашку кофе. Официантка приветливо улыбается, принимает заказ и – исчезает. Буквально пропадает. Я разыскиваю ее в зале, на кухне, на улице… Наконец минут через сорок появляется.

– Послушайте, я очень тороплюсь, – говорю. – Не могли бы вы…

– Да-да, сейчас, – откликается девушка; улыбка не сходит с ее лица. И пытается опять исчезнуть.

Но я бдительно за ней наблюдаю. Она это видит. Наконец несет мне мой пирожок и чашку кофе. Говорит все стой же улыбкой:

– С вас шесть евро пятьдесят центов.

– Простите, сколько стоит кофе?

– Один евро.

– Значит, пирожок…

– Да-да, пять пятьдесят.

– Но я видела ценник, на нем стояло два пятьдесят.

– Да? – удивляется она без всякого намека на смущение. – Ну, значит, с вас три пятьдесят.

Профессор Фальзон меня успокаивает:

– Жаль, что вы не можете прожить здесь несколько лет. Знаете, европейцев эта неспешность сначала раздражает, а потом начинает им нравиться.

И правда, в той же статье немецкой писательницы Сабины Альперт я читаю: «Вначале я сходила с ума, когда мастер не приходил вовремя, а при встрече говорил: “Будет у вас новая плита, не беспокойтесь, только не надо торопиться”. Но постепенно я стала к этому привыкать. Я сказала себе: “Расслабься. Не напрягайся. Разве что-то серьезное изменится в твоей жизни, если плита прибудет на несколько дней позже? Так зачем же трепать себе нервы, а окружающим портить настроение?” И я поняла, что в этой безмятежности есть своя прелесть».

…Я стою на балконе дома супругов Качия и наслаждаюсь любимым пейзажем, чистейшими, словно на детском рисунке, красками: море синее, небо голубое, песок желтый. Между прочим, времени на это любование у меня нет, надо работать. Но я вдруг обнаруживаю, что трудиться мне вовсе не хочется. Не то чтобы меня обуяла лень. Просто мне совершенно необходимо вот так несуетно отдаться безмятежной созерцательности. «Средиземноморская расслабленность, – вяло подсказывает мой внутренний голос. И насмешливо добавляет: – Мальтийский синдром».

РОДСТВЕННЫЕ СВЯЗИ

– Если вы уберете из жизни мальтийцев фетиш родственных связей, вы никогда не поймете Мальту, – говорит профессор Мальтийского университета Кармель Табоне.

…Я вхожу в дом, где уже собралось несколько гостей. Они пришли по приглашению хозяйки для того, чтобы встретиться с новым человеком, то есть со мной.

– Познакомьтесь, – говорит хозяйка. – Это Ада, она приехала из Москвы.

Собравшиеся смотрят на меня со спокойным вниманием.

– Она преподаватель Московского государственного университета…

Все то же прохладное внимание.

– Она работала приглашенным профессором в США, на Тайване, в Швеции, на Кипре, в Голландии. Написала книги об этих странах…

Хозяйка при этом не скупится на эмоции. Голос ее, и без того громкий, доходит почти до крика. Реакция все та же – интерес, не более того. Наступает пауза. Какая-то женщина спрашивает:

– А дети у вас есть?

– Есть, дочь.

– Только одна?

– Одна. Но есть еще зять и двое внуков. Так что, можно считать, у меня их четверо, – в шутку подсчитываю я.

И тут понимаю, что мой шутливый тон неуместен. Атмосфера резко меняется. Шум одобрения и приветствий меня оглушает.

– У нее их четверо: дочь, зять и двое внуков. – Гости повторяют эту нехитрую новость с большим воодушевлением.

Ко мне подходят, хлопают по плечу, пожимают руки.

– Рада познакомиться – у меня тоже двое внуков.

– Я тоже считаю, что зять все равно как родной сын.

Потом начинают хвастать:

– А у меня трое внуков.

– А у меня двое зятьев и невестка.

В дом входит запоздалый гость. Хозяйка больше не делает ошибок, представляет меня как положено:

– Знакомьтесь, это Ада. У нее дочь, зять и двое внуков. Она считает, что у нее четверо детей.

Гость с чувством пожимает мне руку. По ходу этой процедуры хозяйка скороговоркой перечисляет мои должности и звания. И я понимаю: можешь быть семи пядей во лбу, но главный твой статус – семья.

– Человек у нас как бы не существует сам по себе. За ним обязательно должна стоять родня. Чем ее больше, тем лучше, – говорит Кармель Табоне.

– Это что, статусная категория? – спрашиваю я.

– Да, это престижно. Но не только. Это еще и психологическая потребность в эмоциональном единении близких людей. При этом близкие могут быть не только взрослые.

ДЕТИ, КАК ВОЗДУХ

Я удивилась, когда на вполне деловое свидание ко мне пришел директор клуба Люк со своей четырехлетней дочкой.

– Мама занята? – приветливо улыбнулась я.

– Почему занята? – не понял директор.

– Пришлось взять с собой ребенка?

– Почему пришлось? – опять не понял он.

В дальнейшем это стало мне уже привычным – присутствие детей рядом со взрослыми в самых, казалось бы, неподходящих деловых ситуациях. «Встретимся в кафе, – говорит мне по телефону менеджер крупной компании. – Сейчас закажу столик на четверых». Почему на четверых, думаю я, нас же только двое? Но когда я вхожу, за столом уже сидят трое – взрослый мужчина и двое курчавых ребятишек.

А уж если мне хотят показать город или достопримечательности, можно не сомневаться, в машине обязательно окажутся и несовершеннолетние пассажиры.

– Дети здесь, как воздух, – говорит Ольга. – Они везде, без них чего-то не хватает. А когда они рядом, это настолько естественно, что их как будто даже не замечают.

Вот это последнее обстоятельство кажется мне весьма любопытным. Оно отличает мальтийцев от многих других народов. При таком отношении к детям я не замечаю, чтобы их сильно баловали. Да, их всюду берут с собой, да, они неотъемлемая часть почти любого взрослого собрания. Но при этом никакого повышенного внимания, никакого родительского напряжения. Дети развлекаются друг с другом, бегают, прыгают, хохочут. Родитель вмешивается только тогда, когда что-то угрожает чаду. Или, что очень редко, если ребята чересчур уж сильно расшалятся и взрослые просто не слышат друг друга.