Питирим Сорокин - Человек. Цивилизация. Общество

В). Третий контраргумент гипотезе постоянного направления — само фактическое движение мобильности в истории различных наций и крупных социальных организмов. Очевидно, что наиболее мобильными были первобытные племена с их ненаследуемым и временным характером лидерства, с их легко переходящим от одного человека к другому общественным влиянием, зависящим от обстоятельств и индивидуальных способностей. Если в дальнейшей истории проявится тенденция к усилению мобильности, то и она не может быть оправданием гипотезы о постоянной тенденции, так как на заре истории регулярное социальное перемещение было более интенсивным, чем на последующих ступенях развития. Более того, приведенные выше замечания о флуктуации мобильности в истории Индии и Китая, Древней Греции и Рима, Франции и других упоминавшихся стран не показали никакой постоянной тенденции к увеличению вертикальной мобильности. То, что происходило, суть всего лишь изменения, при которых периоды большей мобильности вытеснялись впоследствии периодами стагнации. Если дело обстоит так, то «теория направленного развития» не основывается на исторических фактах. Да и вообще из единичных фактов не следует заключать, что нечто повторится в будущем снова. Но еще большая ошибка — выводить из неслучившихся в прошлом фактов прогнозы на будущее.

Г). Более того, очень часто признается как нечто совершенно очевидное, что вертикальная социальная мобильность в настоящее время намного сильнее, чем в прошлом. Но и это всего лишь предположение, которое не было проверено. И мне кажется, что такие компетентные исследователи, как Э. Левассёр, не ошибались, когда подвергали сомнению такое предположение, утверждая, что социальные перемещения в XVII веке были неменьшими, чем в XIX веке. На расстоянии все кажется серым и бесформенным, и мы склонны думать, что в отдаленном прошлом все было плоским, серым и статичным. Порой действительно трудно решить, сильнее ли вертикальная мобильность в современных демократических обществах, чем она была в прошлой истории Европы или где-нибудь в другом месте. Если же нет оснований постулировать этот тезис, не следует и предполагать обратное. А это значит, что направление мобильности неопределенное.

Д). В качестве доказательства теории восходящей тенденции ее сторонники часто указывают на уменьшение фактора наследования высоких социальных позиций и на замену его на фактор выборности. Избранные президенты вместо легитимных монархов, избранные или назначенные верховные администраторы вместо наследственной знати, талантливые восхожденцы вместо наследственных владельцев учреждений и т. д. — таков их аргумент. Сожалею, что мне приходится указывать на элементарные факты, которые, как кажется, забыли защитники этого аргумента. Во-первых, принцип выборности лидеров и королей или других высокопоставленных общественных лиц в прошлом был известен ничуть не меньше, чем сейчас. Вожди и короли большей части первобытных племен выбиралась [471] . Консулы, трибуны и другие политические позиции в Древнем Риме были выборными. Римские императоры избирались или становились императорами в результате насилия или борьбы за власть. Римские католические папы и верховные авторитеты средневековой церкви всегда избирались. Власть во многих средневековых республиках также выбиралась [472] . И это очевидно для каждого, кто хоть немного изучал историю. Но нам могут возразить, что в прошлом эти авторитеты избирались узким кругом привилегированного меньшинства, а сейчас мы имеем дело со всеобщим избирательным правом. И вновь это утверждение неверно. В прошлом во многих политических организациях выборы были всеобщими.

С другой стороны, 300 миллионов населения Индии или других британских колоний, аборигенное население колоний Франции, Бельгии также не имеют права голоса при выборах правительства в метрополиях и выработке законов, которые ими управляют. Все это и мираж всеобщности сегодняшнего избирательного права делают аргументы в пользу тенденции перехода от наследования власти к ее выборности ошибочными.

Неверно также и то, что самые высокие социальные позиции, как, например, ранг монарха, сейчас остаются в руках одной и той же династии на более, правда, короткий срок, чем в прошлом.

Ответ дают следующие цифры. Если существующие династии Англии, Дании, Нидерландов, Испании и Италии царствуют более 200 лет, а династии Габсбургов, Романовых, Оттоманов, Гогенцоллернов, не говоря уж о других, правили более 300–400 лет (мы не должны забывать, что они были низложены только вчера), то в прошлом средняя продолжительность правления династий была скорее короче, чем длиннее. В Древнем Египте 3-я династия правила 80 лет; 4-я — 150 лет; 5-я — 125 лет; 6-я — 150 лет; 7-я и 8-я, вместе взятые, — 30 лет; 9-я и 10-я, вместе взятые, — 285 лет; 11-я — 160 лет; 12-я — 213 лет; время правления 13–17-й династий — 208 лет; 18-я — 230 лет; 19-я — 145 лет; 20-я — 110 лет; 21-я — 145 лет; 22-я — 200 лет; 23-я — 27 лет; 24-я — 6 лет; 25-я 50 лет; 26-я — 138 лет; некоторые «вновь появлявшиеся» династии царствовали от 3 дней до одного-двух лет [473] . Нечто подобное мы наблюдаем и в последовательной смене китайских династий [474] . В Древнем Риме ни одна из династий не правила больше 100 лет, большая же их часть правила несколько лет или даже несколько месяцев (или даже несколько дней). Меровинги проправили во Франции около 260 лет, Каролинги — около 235 лет, Капетинги — 341 год, Валуа — 261 год. Этих примеров достаточно, чтобы показать, что не существует никакого «ускорения» или сокращения «наследственного сохранения позиции монарха» в современный период по сравнению с прошлым. Что же касается вновь образованных республик, то и они могут легко уступить место монархиям в будущем, как это уже не раз происходило в истории. Современные республики следует сравнивать с древними; такое сравнение приводит к заключению, что в древних республиках сохранение положения главы государства внутри одной семьи было столь же коротким, как и в настоящее время.

Е). Что касается «новых» людей и карьеристов в прошлом и настоящем, то список этих неожиданно выдвинувшихся людей среди монархов и руководителей государств был дан выше. Согласно списку, процент «новичков» среди императоров Западной и Восточной Римских империй был выше, чем среди президентов Франции и Германии; он близок к проценту президентов-«выскочек» США, которые выдвинулись из бедных классов, но намного выше, чем процент этих людей среди монархов и правителей европейских стран за последние несколько столетий. В Европе, за исключением России, процент выдвинувшихся из нижних слоев до позиции монарха в прошлом был выше, чем в самое последнее время. К этим данным можно добавить, что удельный вес римских католических пап, которые выдвинулись из беднейших классов, составляет 19,4 %, из средних классов — 18,8, а из знатных и богатых слоев общества — 61,8 %. Выдвижение пап из низших слоев общества также более типично отдаленному прошлому, чем последним двум столетиям [475] .