Питирим Сорокин - Человек. Цивилизация. Общество

IV. Тождественность материальной природы каждой пары видна из того, что на протяжении истории акты преступления и наказания, с одной стороны, наград и услуг — с другой, приблизительно одинаковы…

Убийство считалось за преступление, убийство же было и наказанием. Разбой и грабеж были преступлением, конфискация и отдача на поток и разграбление (что является актом разбоя и грабежа по отношению к преступнику) были и наказанием. Различные акты насилия были в рубрике преступлений, такая же строка имеется и в рубрике наказаний. Оскорбление чести считалось преступлением, лишение чести выступает как вид наказания. Истязание во многих случаях составляет преступление, истязания же фигурируют и в качестве наказаний. Я не буду продолжать эту «очную ставку» наказаний и преступлений. По материальному своему содержанию они тождественны, или эквивалентны. То же следует сказать и о взаимоотношении наградных актов и актов услужных. И они по материальному содержанию одинаковы или абсолютно, либо представляют обмен одного акта на другой, ему эквивалентный. Всякая награда есть услуга по отношению к услужнику, и наоборот, всякая услуга есть награда по отношению к тому, в пользу кого совершается услуга.

Точно так же всякое преступление есть наказание того, против кого направлено преступление, и наоборот, всякое наказание по своему материальному характеру есть преступление по отношению к преступнику.

Итак, как по составу, так и по характеру актов и их направлению преступление и подвиг ничем не отличаются от наказания и награды…

В чем же в таком случае их различие? Оно заключается не в материальном характере актов, а исключительно в том, что преступление есть причина, а наказание — следствие, услуга — причина, а награда — следствие… С внешней точки зрения здесь нет никакого различия. Поэтому, анализируя извне цепь преступлений и наказаний, подвигов и наград, в каждом данном случае мы можем рассматривать как преступление и подвиг лишь акты, вызывавшие наказание и награду.

Правда, как уже выше мы сами подчеркнули, между каждыми членами пары есть еще и психологическая разница: преступление всегда морально-отрицательно, наказание может и не быть таковым, оно с точки зрения карающего индивида есть всегда воздаяние, и воздаяние законное. Но эта глубокая разница между ними дана лишь тогда, когда мы встанем на точку зрения одного и того же индивида. Да, в этом случае разница дана, и она бесконечно глубока. Но стоит допустить двух индивидов, «должные шаблоны» поведения которых различны: из которых один считает должным одно, а другой этот же акт считает преступным, что тогда получится? Один совершает акт, вовсе не думая, что он преступный. Другой квалифицирует его как преступление и реагирует на него карательными актами. Первый, в свою очередь, принимает эти «незаслуженные» кары за преступление и реагирует на это наказанием; второй рассматривает их как новое преступление, снова реагирует карами и т. д. Завязывается бесконечная цепь, в которой с точки зрения одной стороны психологическое различие преступления и наказания мы найдем. Но если встанем вне сторон, выше их, то это различие исчезает, и в наших руках остается лишь временная причинность, в силу которой мы акт предшествующий должны будем считать преступлением, а последующий — наказанием и затем чередовать их, разбив цепь акций и реакций на пары…

С этой точки зрения, следовательно, основным различием между преступлением и наказанием (услугой и наградой) остается лишь временная последовательность. Правда, могут возразить на это то, что преступление, дескать, нарушает права, оно незаконно, несправедливо, тогда как наказание составляет акт вполне справедливый, закономерный, вне точки зрения индивида или стороны, что преступлением оскорбляется сознание всего общества, тогда как наказание оскорбляет только преступника.

На подобное заявление мне ничего не остается делать, как напомнить то, что какой-нибудь акт является преступлением не по своей «извечной» природе, а просто потому, что он оскорбляет и нарушает чьи-то шаблоны и сам очень часто является реализацией тоже определенных, но не совпадающих с первыми должных шаблонов. Большинство преступлений есть просто конфликты разнородных шаблонов поведения, а не столкновение «абсолютной несправедливости» с «абсолютной правдой»… Каждый должный шаблон для его носителя свят, поэтому приходится игнорировать эти абсолютные оценки в конфликте различных шаблонов [93] «В обществе мало развитом, — справедливо говорит Е. В. Де-Роберти, — содержание индивидуальных сознаний чрезвычайно разнородно: сумма приобретенных знаний и их сложность изменяются здесь по мере перехода одного члена социальной группы к другому. Рано или поздно, следовательно, должен появиться конфликт мнений, который заставляет возникнуть партии, более или менее компактное большинство и более или менее активное меньшинство. Прошлое искало решение этой тяжелой проблемы в исключительном господстве идей и чувств, освященных долгим обычаем, над идеями и чувствами диссидентов. Настоящее представляет с этой точки зрения нечто среднее, вид полуподчинения и полудавления социального индивида» (Qu'est-ce que le crime. P., 1899. P. 6–7). .

Что же касается того, что преступление всегда нарушает социальные интересы, что оно оскорбляет сознание всего общества, то это положение представляет некоторое недоразумение в силу того, что ведь и шаблоны поведения преступника есть также продукт социальных отношений, что и преступник составляет также часть данного общества, следовательно, преступление оскорбляет уже сознание не всего общества, а только его части, исключая всех тех, кто имеет шаблоны, тождественные с шаблонами преступника, которые, в свою очередь, часто оскорбляются наказанием и для которых само наказание превращается в преступление. А велика ли в каждый данный момент часть, солидарная с преступником, и часть, противоположная ей, это не имеет принципиального значения. Вопрос о количестве и величине каждой части — это уже вопрос побочный.

В каждом данном обществе уголовные нормы защищают не всех его членов, а только определенную часть, или, иначе говоря, в каждом обществе шаблоны поведения у различных его частей различны, в силу чего и возникают сами преступления и наказания. В зависимости от того, шаблоны какой части мы примем («преступной» или «непреступной»), решается вопрос о правоте и закономерности тех или иных актов. Если в современном обществе мы примем шаблоны буржуа, то с точки зрения этих шаблонов акты забастовки, саботажа, «экспроприации экспроприаторов» и т. п. будут преступлением, и наказание покажется справедливым, должным, законным и т. д. Если же встанем на точку зрения рабочих, то акты наказания превратятся в «преступление», и правовая психика потребует, в свою очередь, их наказания… Наказание революционера, вполне законное с точки зрения официальных шаблонов поведения, есть преступление с точки зрения революционера и его единомышленников.