Федор Капица - Русский детский фольклор: учебное пособие

Подобную схему В.А. Бахтина представляет следующим образом: а + b + с; а+(а+ Ь) + (a+b+с). Она развивает свойства, намеченные В.Я. Проппом [218], назвавшим кумулятивную сказку «цепной» и представляет ее как текст, состоящий из многократных повторений одних и тех же действий или элементов. Последовательность и детализация начала пути позволила другому исследователю сблизить сказку «Колобок» с заговором [219]. В.Я. Пропп выделял формульные («Колобок», «Терем мухи», «Репка») и эпические сказки («Петушок и бобовое зернышко»). Первые могут организовываться рифмованно, в виде песни. Вторые строятся на повторе завершенных повествовательных эпизодов.

Действие кумулятивной сказки завершается «расплетением» сюжета в обратную сторону или неожиданной развязкой. Внезапность начала и произвольность конца также считаются ее типологическими особенностями.

Докучной называют сказку, которая представляет собой лаконичную шутливую пародию на «долгую» волшебную сказку. Термин ввел А.Н. Афанасьев. Исследователи полагают, что она рассказывалась для развлечения, в ответ на бесконечные приставания детей «рассказать сказочку», если у рассказчика по тем или иным соображениям нет желания это сделать». Одновременно рассказчик не только исполнял просьбу, но и подшучивал, подтрунивал над слушателями. Сибирская фольклористка М.В. Новоженова даже называла эти произведения «сказочками-издевками»:

Одну из первых классификаций докучных сказок дал А.И. Никифоров, опубликовавший 150 текстов. Он выделил вопросно-ответные сказки, бесконечные сказки, сказки-коротушки и сказки-издевки.

Тексты докучной сказки несложны, «построены на концовках или начальных формулах фантастических сказок с нагромождением фраз, слов, звукоподражаний». М.Н. Мельников соглашается с контаминационным характером данного произведения, полагая, что по поэтике она «близка к сказке и присказке, по содержанию и назначению – к поддевке».

Элементы приговора исследователь отмечает в следующей докучной сказке:

Докучная сказка часто выстраивается на рифмовке и повторах одного и того же оборота: «У попа была собака», «Жили-были два гуся», «Про белого бычка». Последние строки сцеплены с первыми словами, повторяющимися снова: «Бывало да живало, кулик да журавль, они пили да ели с одного стола и спать отходили с одного крыльца, сказка не долга, баран да овца, опять с конца: бывало да живало, кулик да журавль, они пили и ели с одного стола и т. д».

Издевка часто используется в докучных сказках как своего рода связка между отдельными частями, иногда носящая оценочный характер. О.И. Капица отмечала, что «докучная сказка сохраняет популярность среди детей благодаря звуковой организации стиха, обилию рифм и повторов»:

Волшебные сказки пользуются популярностью среди детей благодаря динамичным сюжетам, в которых с героями происходят невероятные вещи: они летают на коврах-самолетах и сказочных животных, превращаются в красавиц или уродин, воскресают из мертвых.

К волшебным сказкам близки героико-фантастические сказки. Они отличаются четкостью композиционной и стилистической формы. Действие происходит в условном мире, где герой должен добиться определенной цели – победить противника, освободить красавицу, добыть волшебный предмет.

Волшебные сказки стали главным объектом дискуссии конца 20-х – начала 30-х годов об использовании сказки для воспитания детей. Многие писатели выступали за активное использование сказок в педагогическом процессе. «Ребенок – свой человек в области чудесного. Ему кажется удивительным не чудо, а отсутствие чуда», – писал, в частности, К.И. Чуковский.

Не учитывая специфики жанра, педагоги выступали против сказочного вымысла. Они считали, что дети боятся злых, страшных персонажей, с которыми герой вступает в поединок. Но ведь сказка всегда заканчивается победой добра над злом, волшебные помощники приходят на помощь главному герою, который отличается добротой, верностью, трудолюбием, готовностью защитить слабого и обездоленного.

Интересное рассуждение встречаем у М.И. Цветаевой: «Разве дети ненавидят Людоеда за то, что он хотел отсечь мальчикам головы? Нет, они его только боятся. Разве дети ненавидят Верлиоку? Змея Горыныча? Бабу-Ягу с ее живым тыном из мертвых голов? Все это – чистая стихия страха, без которой сказка не сказка и услада не услада. Для ребенка в сказке должно быть зло».

Обладая четко выраженной воспитательной функцией, сказка учит ребенка самым разным вещам: доброте, смелости, преодолению трудностей. Поэтому так легко волшебные сказки переходят из взрослого репертуара в детский.

Собственно детские сказки или сказки-импровизации сочиняются сами детьми. Часто они встречаются в воспоминаниях о детстве, автор рассказывает папины или мамины истории («Котик Летаев» А. Белого), сочиняет по известным моделям собственные истории. Обычно процесс связан с одушевлением ребенком мира вещей, попытками объяснить неизвестное, странное, непонятное (рассказ о комнате Леры в воспоминаниях М.И. Цветаевой сопровождается историей о черте). Несомненно подобный материал нуждается в выделении и классификации.

Поводом для создания сказки становится сильное впечатление от увиденного или услышанного, они сочиняются как бы экспромтом. Основной поэтический прием данных сказок – контаминация. Ребенок составляет повествование из многих компонентов. Мотивы традиционных волшебных сказок, запомнившиеся в детстве сказки-пестушки, прочитанное в художественной литературе, соединяются в причудливый сплав и накладываются на картины повседневной жизни.

В другом случае ребенок создает свой рассказ «по готовой модели». Тогда все части сказки – от зачина до формулы концовки оказываются традиционными: в известный сюжет привносятся новые персонажи, действие переносится в наши дни, точнее в обстановку современного города. Приведем пример подобного текста:

«Жил-был Лебедь. У него была большая семья маленьких лебедяток, которых старалась кормить мама-лебедиха с их папой.

Но раз папа не вернулся домой. «Верно, убил его охотник», – сказала лебедиха и заплакала. Дети тоже заплакали, потому что хотели кушать, а дома ничего не было, и уже стала ночь. Тогда лебедиха сделала в печке огонь, налила в горшок воды и стала мешать лапкой, пока она не сварилась. Вышел густой вкусный суп, и лебедиха накормила детей, а сама осталась с одной лапкой навсегда и потому уже или летала, или плавала» [220].