Николай Морозов - Новый взгляд на историю Русского государства

Так говорится в официальной истории. Но правда ли, что Петр III там умер через несколько дней после своего ареста 5 июля 1762 года?

Я не буду решать здесь этого вопроса, а только напомню, что «14 октября 1773 года Пугачев под именем Петра III (или сам Петр III) осадил Оренбург с 15-тысячным войском и вся Башкирия поднялась... Его войско обнаружилось на Волге и взяло Казань, потом Пензу. Он поворотил к югу, взял Саратов и направился на Дон и Кубань. Но 24 августа посланный против него Михельсон наголову разбил его войско у Черного Яра. „Пугачев“ был выдан своими сторонниками и, привезенный в Москву в железной клетке, был четвертован 10 января 1775 года, через 13 лет после низложения императора Петра III.»

Был ли он действительно спасшимся Петром III или нет, но самое его имя «Пугачев (или Пугачь)» едва ли настоящее имя, а не прозвище, данное его врагами (вроде прозвища царя Димитрия «Тушинским вором») и, во всяком случае, его бунт был лишь последняя стадия того же старого спора между прежними униатами (староверами) и византистами-никонианцами.

А что касается до того, что наши обычные представления об этом «Пугачеве» не сходятся с представлениями о том, чтобы он действительно, был сыном Фридриха Гольштейн Готторнского, воспитанным как лютеранин, то не забудем, что представление о нем мы составили еще в детстве по романтической «Истории Пугачевского бунта» Пушкина, подобно тому, как и представление о казаках составили по «Тарасу Бульбе» Гоголя, и эти представления, как привычные, прочно засели в наши головы. Одна моя знакомая, прочитав это место в моей рукописи воскликнула: «но я сама видела его фигуру на одной картине, это был зверь, а не человек!» А я ответил ей на это слышанным мною юмористическим рассказом, как один разбогатевший мясной торговец явился к художнику, говоря:

— Сделай мне большой портрет моего покойного отца. Не пожалею денег!

— Но, как же я сделаю его портрет, ни разу не видав его?

— По моему описанию. Он был невысокого роста, волосы черные, с проседью, борода черная, лопатой, чуть не до глаз, а на конце носа бородавка.

Художник подумал и согласился. Когда через неделю мясной торговец явился и увидел портрет, он с минуту оставался перед ним в недоумении, а потом воскликнул:

— Родитель ты мой, родитель! Да как же ты изменился после своей смерти! Если б не бородавка на носу, ни за что бы тебя не узнал!

Так не узнали бы мы и всех прошлых исторических деятелей по портретам и характеристикам. А относительно Пугача-Пугачева я спрошу только одно:

— Почему, схватив его на Дону, полководец Михельсон не казнил его тут же, а послал в железной клетке, очевидно, в Петербург, где жила императрица Екатерина и где царствовал Петр III, за которого Пугачев себя выдавал, и где все придворные знали Петра III лично? По чьему приказанию его судили и казнили на полдороге туда, в Москве, где никто не видал Петра III? Не знаю как для вас, а для меня это приказание свыше очень подозрительно. Ведь Москва была тогда такой же провинциальный город, как и Ярославль.

Но возвратимся еще раз вспять. Еще до Пугачева, чтоб прекратить всякие разговоры, что царь Димитрий, муж униатки Марины и сам, по-видимому, униат был настоящим сыном Иоанна Грозного, византисты придумали окрестить его именем какой-то высохший труп и объявить его чудотворным. Но прекратив этим своим изобретением всякие разговоры, они прекратили и всякие дальнейшие исследования и даже издание старинных документов.

Так, насколько мне известно, остаются до сих пор неизданными (см. слово «Татищев» в том же словаре), хранившиеся в Московском Глазном музее министерства Иностранных Дел записки историка Татищева «О царствовании Годунова, Лже-Димитрия и царей Михаила и Алексея».

В результате всех этих церковных дрязг и подлогов остались о «смутном времени» лишь разноречивые сообщения.

Вот, например, в том же «Энциклопедическом словаре» Граната и Ко (5-е издание 1901 году) читаем на странице 2888 о Прокопии Ляпунове:

«В 1605 году он стал на сторону Самозванца, искренне считая его настоящим царевичем Димитрием. После его убийства (как я показывал уже придуманного) он пристал к рязанцам и к Болотникову, поверив, что Димитрий жив, и разбил несколько раз войска (византиста) Шуйского... Когда началось в Москве владычество (униатов) поляков, Ляпунов вначале считал лучшим исходом избрание на престол царевича Владислава (униата), но узнав о действиях Сигизмунда (польского униатского короля) под Смоленском и поняв своекорыстные цели поляков, он вместе с патриархом Гермогеном (ревностным защитником византизма) смело и горячо стал действовать за освобождение Москвы (от поляков). К составившемуся ополчению присоединились ополчения Просовецкого, Трубецкого и Зарудного, и скоро Ляпунов, став под Москвой в 1611 году (т.е. через 6 лет после первого входа в нее Димитрия) дал полякам сражение, после которого польский воевода Гонсевский удержал за собой только Кремль».

Но как же — спрошу я — он мог сидеть только в Кремле, окруженный враждебными войсками и без продовольствия?

Посмотрим же на историю и других деятелей этого поистине «смутного» времени.

Вот, например, Минин и Пожарский. В том же Энциклопедическом Словаре (т. VI, с. 3187) находим:

«Мясной торговец Минин выступил на поприще политической деятельности, когда грамоты (православных) властителей Троицко-Сергиевского монастыря вновь призывали города подняться на защиту (православия) и очищения Русской земли (конечно, от униатов). Возбужденное Троицкими грамотами население многих городов ждало только резкого, энергического движения, чтобы двинуться вслед за ним на очищение государства от внешних врагов (т. е. униатов-поляков) и от внутренних (т.е. от униатов-староверов)».

Этот мясной торговец «нашел и воеводу в лице стольника князя Д. М. Трубецкого, уже известного своей борьбой с поляками в Москве 19 марта 1611 года... 27 ноября 1612 года старое ополчение князя Трубецкого и новое земское ополчение Минина и князя Пожарского уже слушало на Красной площади в Москве благодарственный молебен».

А приведенная у нас выше латинская карта фон-Герарда, помеченная, как показано на ней самой 1611 годом, вышла значит через полтора или два года после освобождения Москвы от поляков, а потому и обозначенные на ней три «татарина», выделенные за Волгу, должны быть тоже поляками-униатами —ксензом, рыцарем и паном. Вот как говорится об этом «смутном» времени в том же «Энциклопедическом словаре» под словом «уния»:

«Когда Иоанн III в 1472 году (т. е. через 140 лет после того, как уния была проклята византистами на Иерусалимском соборе) женился на греческой царевне Софии Палеолог, приехал из Рима папский легат кардинал Антоний и уговаривал его (а не ее) принять унию... Так же безуспешны были попытки папы Льва X и Климента VII в начале XVI века при Василии III Иоанновиче (1479-1533 гг.) сыне Софии Палеолог и Иоанна III и при сыне их Иоанне IV Грозном в 1533-1608?, когда известный Антоний Поссевин (Antonius Possevinus, умер в 1611 году) приехав в Москву последний раз пытался безуспешно уговориться с Иоанном Грозным принять унию. После этого приезда спор между староверами (т. е. униатами) и ново-верами (византистами) стал уже внутренним и зарубежные униаты более не вмешивались в него». Даже самый период «татарского владычества» крестоносных орденов с Запада превратился в татарское владычество (т. е. в иго, или «ярмо») татарских орд с Востока.