Готхольд Лессинг - Лаокоон, или О границах живописи и поэзии

Кто может ожидать от человека, и в особенности от детей, такой самоотверженности? Куда лучше знакома человеческая природа греку (Квинт Смирнский, кн. XII, ст. 459 – 461), который при появлении ужасных змей заставляет матерей забыть о своих детях и думать только о собственном спасении:

Далее, подражатель обыкновенно старается скрыть свое заимствование тем, что придает своей картине иное освещение, отодвигая в тень то, что было освещено в оригинале, и освещая то, что там было в тени. Вергилий старается поразить воображение огромностью змей, ибо от этой огромной их величины зависит правдоподобие дальнейших событий. Шум, производимый ими, у него лишь побочный штрих, имеющий целью дать более наглядное представление о величине. Петроний же из этого второстепенного представления делает главное; он описывает шум со всей возможной силой и до такой степени забывает о величине, что только по этому шуму мы и можем догадаться о ней. Трудно поверить, чтобы он впал в эту несообразность, если бы писал только по внушению своей фантазии и не имел перед собою никакого образца, которому подражал, не желая, однако, обнаружить это. Так можно считать неудачным подражанием всякую поэтическую картину, утрированную в мелочах и ошибочную в главном, как бы многочисленны ни были мелкие ее достоинства и как бы ни трудно было прямо указать ее оригинал.

37Дополнение к «Объясненной древности», т. 1, с. 243. Есть известное, хотя и незначительное различие между тем, что рассказывает Вергилий, и тем, что изображает статуя. Из рассказа поэта следует, что змеи оставили обоих юношей для того, чтобы обернуться вокруг отца, в то время как мрамор изображает сыновей и отца, охваченных змеями одновременно.

38Донат. Комментарий к стиху 227 II кн. «Энеиды». «Неудивительно, что могли укрыться под щитом и под ногами статуй змеи, о которых выше сказано, что они были длинными и мощными и что они многократно обвили тело Лаокоона и его детей, причем часть тела оставалась свободной».

Мне кажется, однако, что в этом месте из выражения « неудивительно » должно быть выкинуто « не », или же в конце недостает заключения. Ибо если змеи были столь необыкновенной величины, то ведь, право, удивительно, как они могли укрыться под щитом богини, если только этот щит не был сам очень велик и не принадлежал колоссальной фигуре. Свидетельство об этом должно было содержаться в заключении, или же «не» лишено всякого смысла.

39В великолепном издании английского драйденовского перевода Вергилия (Лондон, 1697). Впрочем, этот живописец изобразил только один оборот змей вокруг тела, шею же оставил почти совсем свободной. Единственным оправданием этому посредственному художнику, если он заслуживает такового, могло бы служить то, что гравюры, помещенные в книге, являются пояснением к тексту, но не могут считаться самостоятельными художественными произведениями.

40Так рассуждает даже де Пиль в своих примечаниях к Дюфренуа: «Заметьте, что так как нежная и легкая одежда прилична только женщинам, древние ваятели избегали, насколько могли, одевать мужские фигуры, ибо они полагали, что в скульптуре нельзя подражать материям и что толстые складки производят плохое впечатление. Мы находим столько же примеров истинности этого положения, сколько фигур обнаженных мужчин. Я приведу только фигуру Лаокоона, который, по всем соображениям, должен бы быть одетым. В самом деле, есть ли какое-нибудь правдоподобие в том, чтобы царский сын, жрец Аполлона, был нагим во время жертвоприношения? Ибо змеи переплыли с острова Тенедоса на троянский берег и набросились на Лаокоона и его сыновей в то самое время, когда он на берегу моря приносил жертву Нептуну, как рассказывает Вергилий во второй книге своей «Энеиды». Но художники, делавшие эту прекрасную статую, очень хорошо видели, что не могут дать своим фигурам одежду, приличную их сану, не рискуя создать бесформенную груду камней, подобную скале, вместо трех превосходных фигур, которые всегда были и будут предметом удивления. Поэтому-то из двух неудобств они сочли гораздо худшим изображение одежды, нежели отступление от истины».

41Маффеи, Ричардсон и еще недавно г-н фон Хагедорн («Размышления о живописи», с. 37; Ричардсон. «Трактат о живописи», т. III, с. 513). Дефонтен не заслуживает, чтобы я упоминал о нем вместе с этими людьми. Правда, в примечаниях к своему переводу Вергилия он также утверждает, что у поэта перед глазами была группа Лаокоона; но невежество его столь поразительно, что он выдает эту группу за произведение Фидия.

42Я не могу в доказательство этого привести ничего более убедительного, чем стихотворение Садолета. Оно достойно древнего поэта и может с успехом заменить гравюру, поэтому я позволю себе привести его здесь целиком.

О СТАТУЕ ЛАОКООНА

Стихотворение Я. Садолета

Вот из глуби земной, из недр исполинских

развалин

Вновь возвращенного днесь отдаленные нам

возвращают

Лаокоона века. Когда-то в палатах державных

Он возвышался, твои, о Тит, украшая покои.

Дивного гения плод, которого краше не знала

Мудрая древность сама, теперь извлеченный из

мрака,

Снова высокие зрит он Рима воскресшего стены.

Что ж я теперь воспою? Отца ли несчастного муки,

Или двоих сыновей, иль вьющихся кольцами змеев,

Страшных на вид, иль хвосты и ярость свирепых

драконов,

Иль столь живые на мраморе мертвом страданья

и раны?

Ужасом дух мой объят: изваянье немое внушает

Сердцу немалую скорбь и с жалостью смешанный

трепет.

Хитросплетенным клубком и большими кругами

свернулись

Оба лютых змея и, сплетаясь в извилистых

кольцах,

Многоколенным своим объятьем три тела сжимают.

Еле могут глаза выносить это зрелище страшной

Смерти и злого конца. Одно из чудовищ сцепилось

С Лаокооном самим, оплело его сверху и снизу

Тушей своей и в бедро впилось разъяренным

укусом.

Тело рвется из пут, и ясно видно, как члены

Корчатся, стан же назад изогнулся от режущей

боли.

Сам он от тягостных ран и невыносимых

терзаний

Вопль испускает, стремясь извлечь жестокие зубы.

Левой рукою своей сжимает он яростно змея.

Все сухожилья его натянуты; силы собравши

Сразу из тела всего, напряг их в бесплодном усилье.

Муки не в силах снести, задыхаясь, он стонет от

раны.

Змей же скользкий меж тем нападает снова и

снова,

Ноги пониже колен заплетенным узлом обвивая.

Икры врозь разошлись, и, зажатая в кольцах,

надулась

Крепкая голень, набряк от стесненной пульсации

мускул

И натянул на себе багровые вздутые вены.