Готхольд Лессинг - Лаокоон, или О границах живописи и поэзии

Лемюр

О, что за буря в животе моем,

Вопят кишки пустые... Раны ноют...

О, если б им раскрыться, чтобы мог

Хоть чем-нибудь я жажду утолить.

Френвиль

Лемюр! О, как блаженно жили псы

В моем дому. У них был целый склад,

Да, склад отборных корок и костей.

О, корочки... Как больно щиплет голод.

Лемюр

Ну что? Какие вести?

Морилар

Есть ли пища?

Френвиль

Не видно ни куска,

Есть добрый камень, но чертовски тверд:

Не по зубам. Вот грязь, чтоб кушать ложкой,

Хороший жирный ком – воняет только.

Немало есть еще стволов трухлявых,

Но ни листка на острове, ни травки.

Лемюр

А те стволы?

Морилар

Они воняют тоже.

Лемюр

Быть может, это яд.

Френвиль

Не все ль равно.

Мне б только проглотить кусок; а яд —

Снедь царская.

Морилар

Найдется ль хоть сухарь?

Не завалялись ли в кармане крошки?

Три крошки за камзол.

Френвиль

Ни за три царства.

Но ведь и крошек нету. О Лемюр,

Хоть косточку б баранью, человече.

Лемюр

О райском ты блаженстве говоришь...

А мне бы хоть нюхнуть того вина,

Что так безумно распили мы в полночь.

Морилар

О, хоть бы облизать стаканы...

НО ВСЕ ЭТО НИЧТО ПО СРАВНЕНИЮ СО СЛЕДУЮЩЕЙ СЦЕНОЙ, ГДЕ ПОЯВЛЯЕТСЯ КОРАБЕЛЬНЫЙ ВРАЧ.

Морилар

Вот и врач. Скажи, что ты нашел.

Утешь нас. Улыбнись же, улыбнись.

Врач

Пусть улыбается кто хочет...

Я издыхаю. Пусто, господа.

Без чуда здесь мы пищи не найдем.

О, где мои тампоны и припарки

И прочие помощники природы.

В какие блюда я б их превратил.

Морилар

Ну хоть подержанный суппозиторий дай.

Врач

Я был бы счастлив обладать им, сэр.

Лемюр

Ну нет ли хоть бумажки для обертки,

Крепящего напитка иль пилюль?

Френвиль

Иль пузыря из-под какой микстуры?

Морилар

Быть может, есть горчичник или пластырь?

Френвиль

Нам все равно, к чему он был приложен...

Врач

Нет, джентльмены, этих лакомств нет.

Френвиль

Где тот огромный жировик, что срезал

Ты со спины у боцмана на днях?

Вот задали б мы славную пирушку...

Врач

Ах, джентльмены, если б был он тут!

Его за борт я бросил, идиот...

Лемюр

О, непредусмотрительный мерзавец.

165Ричардсон. «Трактат о живописи», т. I, с. 74.

166«История искусства древности», с. 347.

167Не Аполлодором, но Полидором. Плиний – единственный писатель, называющий имена этих художников, и различные рукописи, насколько мне известно, не расходятся в отношении этих имен. В противном случае Гардуин непременно отметил бы это. Точно так же и во всех старых изданиях мы читаем «Полидор». Г-н Винкельман, очевидно, допустил здесь описку.

168Афинадор и Дамия, оба родом аркадяне из Клитора. Кн. X (Фокида), гл. 9, с. 819, изд. Кюна.

169Плиний, кн. XXXIV, разд. 19, с. 653, изд. Гардуина.

170Кн. XXXVI, разд. 4, с. 730.

171Кн. IX (Беотия), гл. XXXIV, с. 778, изд. Кюна.

172Плиний, кн. XXXVI, разд. 4, с. 730.

173«История искусства древности», ч. II, с. 331.

174Плиний, там же, с. 727.

175Комментарий к стиху 7 II песни «Энеиды» и в особенности к стиху 183 XI песни. Итак, можно не без основания добавить к списку утраченных трудов Поллиона сочинение подобного рода.

176Плиний, кн. XXXVI, разд. 4, с. 729.

177«История искусства древности», ч. II, с. 347.

178Кн. XXXVI, разд. 4, с. 730.

179См. каталог надписей на древних произведениях искусства у Маркварда Гудия (Комментарии к пятой басне I книги Федра) и поправки к нему Гронова (Предисловие к «Сокровищам греческой древности», т. IX).

180Кн. I, с. 5, изд. Гардуина.

181По крайней мере, он положительно обещает сделать это, замечая: «которые я собираюсь назвать далее». Но если он и не забыл впоследствии вовсе про это обещание, то исполнил его лишь мимоходом и отнюдь не так, как следовало бы ожидать после подобных слов. Когда, например, он пишет (кн. XXXV, разд. 39): «Лисипп также сделал на своей картине в Эгине подпись: «выжег», чего бы он, конечно, не сделал, если бы искусство выжигания не было еще в то время изобретено», – то ясно, что выражение «выжег» здесь приводится им для доказательства совсем другого утверждения. Если бы, как думает Гардуин, Плиний хотел указать этими словами на одну из картин, на которых художник сделал подпись в прошедшем совершенном времени, то разве не стоило намекнуть на это хоть одним словом? Другие два произведения с подобными же подписями Гардуин думает отыскать в следующих словах Плиния: «Он же (божественный Август) в курии, которую посвятил для народных собраний, велел вделать в стену две картины. Одна из них изображала Немею, сидящую на льве, с пальмовой ветвью в руке, и подле нее старца с посохом, над головой которого висит картина с изображением парной колесницы. Никий подписал, что он выжег ее: именно таково употребленное им слово. Достойна удивления также другая картина: юноша сын, похожий во всем на отца-старика (кроме различия возраста), и над ними летящий орел, держащий змея. Филохар подписался под этой картиной». Здесь описаны две различные картины, которые Август поместил во вновь выстроенном здании сената. Вторая сделана Филохаром, первая – Никием. Все сказанное о второй совершенно понятно. Но в описании картины Никия встречаются неясности. Она представляла Немею, сидящую на льве, с пальмовою ветвью в руке и подле нее старца с посохом, над головой которого висела «картина с изображением парной колесницы». Никакого иного толкования эти слова не допускают. Итак, на главной картине изображалась другая, меньшая картина. И обе были работы Никия. Так, по-видимому, понял это Гардуин. Ибо иначе где же бы тут были две картины Никия? Ведь вторая положительно приписывается Филохару. «Никий, – пишет Гардуин, – проставил на этой двойной картине свое имя: «Никий выжег»; таким образом, из трех произведений, на которых имелась надпись: «такой-то сделал», две – как показывает предисловие к Титу – принадлежали Никию». Я мог бы спросить Гардуина: а что, если Никий употребил вместо совершенного вида глагола прошедшее несовершенное, Плиний же хотел только указать на то, что художник употребил слово «выжег» вместо «нарисовал», – разве мог бы он выразить это на своем языке иначе, чем той же фразой: «Никий подписал, что он выжег ее»? Но не буду настаивать на таком предположении: может быть, и в самом деле Плиний имел в виду указать в приведенном месте на одно из тех произведений, о которых идет речь. Но кто даст себя убедить, что здесь действительно речь шла о двух картинах, из которых одна висела над другой? Уж конечно, не я. Слова: «над головой которого висит картина парной колесницы», без всякого сомнения, искажены. Слова: «картина парной колесницы» для обозначения картины, на которой была изображена колесница, запряженная двумя конями, звучат что-то слишком уж не по-плиниевски, если даже и допустить, что он мог употребить слово «парный» в единственном числе. И что это за парная колесница? Может быть, такие колесницы употреблялись во время немейских игр; так что эта меньшая картина была нужна в составе большей из-за своего содержания? Но это отпадает, ибо на немейских играх пользовались колесницами, запряженными четверкой лошадей (Шмидт. Пролог к «Немейским играм», с. 2). Мне приходит в голову предположение, что у Плиния вместо «парной» («bi-gae») было написано греческое слово, которое переписчики не поняли; а именно слово «дощечки» («πτύχιoν»). Действительно, мы знаем из одного отрывка из Антигона Каристия, приводимого Зенобием (см.: Тронов. «Греческие древности», т. IX, Предисловие, с. 8), что древние художники не всегда подписывали свое имя на самих произведениях, а часто писали его на отдельных дощечках, которые привешивались к статуе или картине. И такая дощечка называлась «πτύχιoν». Это греческое слово, служившее для обозначения дощечки, было объяснено в примечании к какой-нибудь рукописи латинским словом «tabula, tabella», которое потом перешло в самый текст; слово же «πτύχιoν» было переделано в «bi-gae» – «парный», и, таким образом, получилось: «картина парной колесницы». Действительно, ничто так не подходит по смыслу к последующему тексту Плиния, как слово «дощечка», ибо далее и следуют как раз слова, написанные на дощечке. Итак, все это место Плиния должно было бы читаться следующим образом: «Над головой его висит дощечка, на которой Никий написал, что он выжег это». Я должен, однако, признаться, что такое исправление текста Плиния, пожалуй, рискованно. Но разве мы обязаны исправлять непременно все то, что находим несомненно искаженным? Я ограничиваюсь доказательством одного последнего и предоставляю исправление более искусной руке. Возвратимся, однако, к делу. Если Плиний, как мы убедились, говорит об одной картине Никия, на которой подпись была сделана в прошедшем совершенном времени, а другая картина с такою подписью – вышеупомянутая картина Лисиппа, то где же третья картина? Не знаю. Если бы мне позволено было поискать ее у кого-либо другого из древних писателей, я бы, конечно, не затруднился. Но ее следует отыскать именно у Плиния, и я снова повторяю, что не могу найти ее у этого писателя.