Ада Баскина - Тайпей с изнанки. О чем молчат путеводители

— Да нет, это они так, по молодости, — смеется Чин Чанг. — Просто улавливают тенденцию. Я бы даже сказала, моду. Это как бы такой признак продвинутости — говорить, что ты вовсе не собираешься замуж. Иногда, впрочем, они вполне искренне так думают. Потом большинство, конечно, о замужестве задумывается, но откладывает его действительно на более поздний срок — где-то ближе к тридцати — тридцати пяти годам. Правда, в это время уже выйти замуж труднее. Хорошо, если у девушки есть постоянный бойфренд. Тогда брак — акт чисто формальный. Если же партнера нет, найти его не так-то просто. Тут еще дело в том, что девушки, как правило, хорошо образованны, начитанны, с широким кругом профессиональных и политических интересов. Они, естественно, и от избранника ждут того же уровня развития и очень часто не находят.

Незамужних женщин под сорок среди моих знакомых было так много, что я готова была думать, что отказ от брака не случайность, а широко распространенная тенденция. Разговорившись и познакомившись с ними поближе, я, однако, увидела, что это не совсем так. Принципиальных холостячек оказалось не так уж и много.

Сорокадвухлетняя профессор Лю тщательно следит за своей внешностью, всегда подтянута, модно одета, свежая прическа, умелый макияж, регулярные занятия спортом. Кажется, вполне благополучна и довольна жизнью. Однако мне она призналась:

— Знаете, сколько раз мои бойфренды предлагали мне, как говорится, легализовать наши отношения. Я отмахивалась, хотела быть независимой: достичь высот в профессии, самостоятельно зарабатывать, иметь свою квартиру, много путешествовать. Теперь у меня все это есть. А у моих бывших бойфрендов есть… свои семьи. И я порой чувствую себя очень одиноко.

Число сорокалетних женщин-одиночек все время растет.

Впрочем, среди мужчин одиноких тоже много. Но не совсем по тем же причинам. Да, многие из них не торопятся жениться, потому что хотят закончить учебу, найти престижную работу, сделать карьеру, встать твердо на ноги. Но те, кто наконец пришел к решению завести семью, понимают, что сделать это непросто. Вот как мне объяснил ситуацию Го Лунг:

— Когда я решил наконец жениться, я оглянулся вокруг и… не увидел ни одной молодой образованной женщины, которая могла бы стать моей женой. Они слишком сосредоточены на учебе, карьере — мысли их далеки от того, чтобы строить семью. Кроме того, они не очень хотят заводить детей… ну, может быть, одного ребенка, и то не сейчас, а позже…

Такие мужчины, разочаровавшиеся в потенциальных невестах, тоже довольно часто остаются одинокими. И вот результат: число семей, состоящих из одного человека, сегодня по сравнению с 1971 годом увеличилось почти вдвое. Соответственно сокращается и общее число семей. Процесс этот идет неуклонно. В 1971 г. на каждую тысячу человек приходилось двадцать шесть семей, сегодня — только десять.

Словно стараясь не отстать от других развитых стран, Тайвань энергично догоняет и перегоняет их, поражая мир стремительностью перемен. Известно, что и в Америке, и в Европе число разводов растет, но Тайвань перегнал даже Америку. Во всех цивилизованных странах уменьшается количество детей в семье, но Тайвань и тут опережает: тридцать лет назад тайваньская семья имела в среднем четыре ребенка, сегодня — только одного. Это, между прочим, меньше, чем даже в таких развитых странах, как США, Сингапур, Япония, Южная Корея.

Размышляя о проблеме тайваньских женихов, Го Лунг говорит:

— И вот, оглядевшись вокруг, повстречавшись с разными девушками, поговорив с ними об их брачных представлениях, я понял, что самый правильный выход — жениться на иностранке. Так я выбрал Виолетту.

Выбор моего приятеля неслучаен. Социологи уже отметили это явление как устойчивую тенденцию: тайпейцы-мужчины все чаще предпочитают жениться на иностранках. Прежде всего, конечно, на китаянках из КНР — благо одна кровь, общие корни, общий язык. Но также и на женщинах из Вьетнама, Малайзии, России. Каждый пятнадцатый младенец родился от матери-иностранки.

На любой улице Тайпея, в любом его переулке можно встретить чуть ли не через дом, а иногда и в каждом доме по несколько заведений, которые называются «сяо чи» (маленькая еда). Иногда это больше похоже на кафе, иногда на столовую, а иногда… ну как назовешь такое место: небольшая плита прямо на улице под тентом, а рядом — три-четыре столика или, наоборот, один длинный стол, а за ним несколько стульев. Каждое такое «сяо чи» имеет свой профиль: в одном готовят лапшу, в другом — овощные блюда, в третьем — пельмени, в четвертом — сладкое. И конечно, в каждом без ограничения овощи, зелень, фрукты.

Мой приятель Го Лунг, например, владеет лапшевней: от отца он научился варить лапшовый суп с рисовой водкой и различными приправами. Кстати, вообще-то по образованию Го Лунг филолог, он даже защитил диссертацию. Собирался заниматься наукой, но как раз в это время его отец, унаследовавший небольшое «сяо чи» от своего отца, пожаловался, что сил больше не хватает, его жена, мать Го Лунга, тоже уже не в состоянии помогать мужу. Не может ли сын хотя бы временно их поддержать? Не сворачивать же бизнес, который приносит хоть и небольшой, но устойчивый доход.

— Отец ни на чем не настаивал, но я, почти не раздумывая, согласился. Почему? Во-первых, потому что по тайваньским обычаям, если родители уже не могут содержать себя, старший сын обязан о них позаботиться. Во-вторых, наукой, особенно гуманитарной, больших денег не заработаешь, а мне нужно было становиться на ноги: я хотел приобрести хорошую машину (сейчас у него последней марки «мерседес»), купить квартиру. Ну а, в-третьих, я был уверен, что бизнес — это ненадолго. Оказалось надолго, может быть, даже до конца жизни.

— Так затягивают деньги? — спрашиваю я.

— И деньги, конечно, тоже. Но главное, само дело. Я стал его развивать очень успешно: увеличил помещение, разнообразил меню, прибавил столики. Потом открыл филиалы. Это ведь тоже очень увлекательно — расширять бизнес. Для этого требуется много энергии, сообразительность, интеллект…

— Интеллект?

— Да, а как вы думаете? Мне мое филологическое образование многое дает — например, понимание людей, умение с ними общаться.

— Ну, а как… как бы это сказать, насчет самой сферы деятельности? Трудиться в торговле после университетской среды?

— Ах, вот вы о чем? Нет, никакой социальной неполноценности я не чувствую. Работа, она и есть работа, если ты ее, конечно, хорошо делаешь.

Эту мысль подтверждает и его жена Виолетта. Она тоже помогает мужу делать лапшу, готовить из нее суп и другие блюда. Я специально дожидаюсь, когда мы останемся с ней одни, чтобы задать свой вопрос.