Коллектив авторов Филология - Русская литература и медицина: Тело, предписания, социальная практика

Так Щедрин определяет призрачность: «Что такое призрак? <���…> это такая форма жизни, которая силится заключить в себе нечто существенное, жизненное, трепещущее, а в действительности заключает лишь пустоту» [VI: 382].

Сын Порфирия так говорит о своем отце: «У вас ведь каждое слово десять значений имеет; пойди угадывай!» [XIII: 132].

Ср.: [Кривонос 2001].

K. K. Арсеньев указал на психологизацию вырождения в произведениях Салтыкова-Щедрина. Это касается, например, алкогольного делириума. Арсеньев подчеркивал также отличия от текстов Золя.

В «L’Assommoir» Золя описывает только внешние признаки умирания Купо и комментирует их медицинскую сторону, ссылаясь на Маньяна — психиатра и теоретика дегенерации. Салтыков-Щедрин же подробно описывает медленное умирание психики Степана Головлева. Примечателен тот факт, что нервное заболевание и его этиология в описание алкоголизма не играют для русского писателя главной роли. Он не считает алкоголизм последствием и не связывает его с душевными заболеваниями и нервными расстройствами, как постулируется в теории дегенерации.

Ср. «склонность к бесплодной мечтательности» вырождающегося у М. Нордау: «Психопат не в состоянии долго сосредоточить внимание на одном предмете, верно понять и упорядочить свои впечатления и выработать из них ясные представления и суждения. Ему гораздо легче лелеять в своих мозговых центрах неясные, как в тумане расплывающиеся картины, едва созревшие зачатки мысли и предаваться постоянному опьянению неопределенными, бесцельными представлениями» [Нордау 1995:36].

Герои Золя не просто не видят признаков собственного вырождения, но стараются вообще не замечать их. Исключением считается Жак Лантье («La Bete humaine»), рефлектирующий собственную дегенерацию.

Факт самоубийства как попытка избежать дегенерации еще раз доказывает, что Салтыков-Щедрин считал это состояние безнадежным: сожаление, которое испытывает на страстной неделе Порфирий, может означать лишь повторение им «решения Иуды», не приносящего, как известно, прощения.

Образованная русская публика впервые узнала о декадансе и новых литературных веяниях в 1892 году — из эссе о французском символизме 3. Венгеровой [Венгерова 1893] и из «Вырождения» Нордау.

Об антипрокреативной утопии см.: [Маtich 1994а: 158–171], [Матич 1999:106–118], [Matich 1994b: 24–50].

Для Блока и младших символистов «Смысл любви» Соловьева был настольной книгой. Стоит вспомнить Юру Живаго, Мишу Гордона и Тоню Громеко, для которых «Крейцерова соната» и «Смысл любви» были учебниками по любви.

Рцы. Тексты перепутал! (По поводу Крейцеровой сонаты Л. Н. Толстого. Письмо к С. Ф. Шарапову) // Благовест. 1890.15 декабря. Рцы связывает идеи Толстого с сектантскими практиками скопцов.

Скабичевский пишет, что в «Крейцеровой сонате» «Л. Толстой не дает нам никакого иного выхода из ситуации кошмарной современной семейной жизни, нежели экстремальная утопия» [Скабичевский 1890:2].

Первый перевод «Psychopathia Sexualis» на русский язык вышел в Харькове в 1887 году.

Ломброзо посетил Толстого в Ясной Поляне в 1897 году. Толстой пишет о нем: «Ограниченный, наивный старик» [Толстой 1965: 81]. В 1900 году Толстой назвал творчество Ломброзо интеллектуально посредственным [Толстой 1965:123].

Из тех рецензий на «Вырождение», которые я читала, описание Венгеровой дает самое полное представление о ее содержании при том, что оценка рецензентом анализа Нордау — негативна.

Дневник М. А. Бекетовой // РО ИРЛИ. Ф. 462. Ед. хр. 2. Л. 34.

Письмо от з сентября 1908 года [Блок 1960–1965 VIII: 251]. Поэт также упоминает в записных книжках о впечатлении, произведенном на него «Дракулой» (28 сентября 1908 года [Блок 1960–1965 IX: 115]). В русском переводе роман назывался «Вампир — граф Дракула».

Э. Варвик пишет, что «вампиризм гораздо более уподоблен болезни, чем одержимости, которая могла бы иметь религиозные коннотации, и как болезнь он является эквивалентом сифилиса» [Warwick 1995: 209].

Польский мотив, при всей его важности для поэмы, не играет роли в данной интерпретации.

«И черная, земная кровь / Сулит нам, раздувая вены»; «Тех с обреченными глазами: / Другая стать, другая кровь»; «Он жертву бедную когтит»; «Вращает хищник мутный зрак, / Больные расправляя крылья»; «Он чувствовал, как стынет кровь»; «И он стремглав отцу вонзает / Булавку около локтя» и т. д.

Во вступлении Евреинов проводит дальнейшую дифференциацию различных ипостасей «Я»: «Итак, большое Я, центро Я (по прежней терминологии — душа) распадается на: Я первое, я рациональное, Учет-Я (по прежней терминологии — разум), Я второе, Я эмоциональное, Агит-Я (по прежней терминологии — чувство), Я третье, Я подсознательное, Безхоз-Я (по прежней терминологии — вечное). Ясно? Все три я составляют большое Центро-Я (Пишет я + я + я = Я)» [Евреинов 1921а: 33].

Реферат «Введение в монодраму» был впервые прочитан Евреиновым в Литературно-художественном кружке в Москве 16 декабря 1908 года.

В начале XX века скандально известный в то время русский философ и психиатр И. Ильин использовал театральные приемы К. Станиславского, основав терапевтический театр. См.: [Petzold 1973]. Об Ильине см. также: [Эткинд 1994: 64–66]. Психотехника Станиславского была направлена «на то, чтобы подвести актера к такому самочувствию, при котором в артисте зарождается подсознательный творческий процесс». «Система Станиславского включала набор техник, позволяющих актуализировать подсознательное через идентификацию, погружение в личные воспоминания, работу с телом и т. д.» [Эткинд 1994:121].

Ср.: [Carnicke 1989: 86], [Golup 1984].

И. Чубаров в своей статье о Евреинове пишет о постановке спектакля в школе, «где мальчики ухаживали за одной девочкой, а она дурачила большинство из них, предпочитая только одного. Сложилась травматическая ситуация, и учитель предложил разыграть эту реальную ситуацию в условных ролях, где дети выражали бы в театральных образах собственные характеры и близкую по смыслу историю Коломбины и ее поклонников». Как он продолжает, результат оказался «феноменальным — напряжение ушло, все стали близкими друзьями, а вопрос о сексуальных приоритетах и обманах более не возникал» [Чубаров 2003].

Кампер пишет: «Против воображаемого помогает только осознающее себя воображение. Критической силе воображения необходимо осознать воображаемое. Хотя превосходство воображаемых навязчивых представлений (особенно сексуальных) все еще может читаться как „месть“ за долгое блокирование, подавление, дрессировку фантазии, возвращение архаической логики в навязчивых отношениях все быстрее развивающегося капитализма указывает на подспудную связь воображаемого и абстракции, мифа и науки» [Kamper 1986:99].