Робер Мюшембле - Оргазм, или Любовные утехи на Западе. История наслаждения с XVI века до наших дней

Бернард де Мандевиль (1670-1733), чьи сочинения нещадно критиковались современниками, попытался увидеть проблему в более широком интеллектуальном масштабе. Он был врачом, выходцем из Нидерландов, жил в Лондоне и писал сатирические произведения. С известной долей цинизма он проповедовал стремление к личной власти, славе и почестям. Он считал, что все мора-лизаторские теории лишь прикрывают мощную силу жизнелюбия. Принцип контроля над плотскими желаниями все время будоражил его сознание, и он написал нечто вроде трактата о сексуальной ЭКОНОМИКЕ, который затем подвергся многочисленным переделкам. В 1705 году он вышел под названием «Ропщущий улей», в 1714 году — в расширенном виде под названием «Басня о пчелах: частные пороки и публичные добродетели». В последующих изданиях произведение еще больше расширилось, а затем было переведено на французский язык под названием «Басня о пчелах, или Мошенники, ставшие честными людьми» и снабжено комментарием, в котором говорится, что пороки, коим предаются втайне, могут быть использованы для общего блага30. По мнению Мандевиля, мужчина и женщина всегда разгорячены вожделением и постоянно стремятся утолить свой сексуальный голод. Соответственно, все общественные установления основаны на лицемерии. Мандевиль отнюдь не порицает плотские вожделения, но предлагает принять их, так как человеческому существу свойственны стремление к наслаждению, тщеславие, честолюбие, просто общество должно контролировать проявления этих склонностей. Так, если поставить эгоизм каждого на службу обществу в целом, частные пороки можно обратить во всеобщее благо. Человеческое общество представлено у автора в

виде улья, где каждая пчела имеет свои индивидуальные устремления. Парадоксальным образом, если одни хотят лишь удовлетворить свой аппетит, а другие стремятся к некоей коллективной цели,'весь улей целиком получит от этих противоречивых устремлений прилив энергии. На Мандевиля ополчились защитники христианской морали, но высказанный им посыл в последующие десятилетия распространялся все шире и шире. В 1776 году Адам Смит в работе «Богатство народов» высказал взгляды, очень похожие на взгляды Мандевиля. Параллельно развивается еще одно критическое направление. Джозеф Аддисон создал журнал «Зритель», который, хотя и просуществовал недолго (1711-1714), вызвал волну подражаний по всейЕвропе. Аддисон критикует и чрезмерно строгую пуританскую мораль, и аристократическую свободу нравов. Он проповедует средний путь умеренности* так как считает, что те, кто предается радостям в разумных пределах, получают более полное и более длительное наслаждение. Вежливость, воспитанность, разумность и выдержка — вот лучшие гарантии обрести то, что некоторые называют счастьем. Его можно обрести здесь и сейчас, не дожидаясь, пока сбудется призрачная надежда на обретение рая после смерти31.

Во Франции философы очень пристально изучают те же проблемы. Они обращаются к античному эпикурейству, «суть которого состоит в том, чтобы предпочесть непостоянному наслаждению отсутствие потрясений, которое разливается по сознанию подобно невозмутимой водной глади и избавляет наслаждение от страхов и тревог»32. Под таким углом зрения роль удовольствия в жизни становится первостепенной. Мадам де Пюизье в произведении «Наслаждение и сладострастие» провозглашает, что

без удовольствия невозможно счастье в любви. Вольтер посвящает понятию удовольствия «Пятую речь о человеке», а в июне 1738 года в письме к наследному принцу прусскому говорит о том, что именно в удовольствии можно найти доказательство существования Бога: «... С физической точки зрения наслаждение имеет божественную природу. Я утверждаю, что всякий, кто пьет токайское вино, обнимает прекрасную женщину, испытывает, короче говоря, любые приятные чувства, не может не признать существование Высшего Существа — благодетеля»33. Что касается собственно христианской морали, то здесь следует сказать о Бейле, который написал в 1701 году трактат «Диалоги об удовольствиях между господами Патрю и Абланкуром». Он выстраивает гибкую нравственную систему, основанную на трех правилах: скромность, умеренность, легкость. Он перечисляет 12 видов удовольствия, не выстраивая иерархической лестницы: любовь, еда, музыка, беседа, чтение, зрелища, игра, пребывание на лоне природы, добродетель, дружба, получение знаний, грезы. Другие моралисты, как, например, Дюпюи в трактате «Диалоги о чувствах*.;(1717), различают наслаждения чувств, ума и сердца. Іурси предлагает воспринимать первую группу наслаждений в более духовном смысле, чтобы не отделять ее от двух других: «Следует придать им изысканность и основательность, ибо только такие наслаждения чувств достойны человека». Многие авторы склоняются к тому, что удовольствиями нельзя злоупотреблять и их следует остерегаться, чтобы не впадать в страсть54. Английские мыслители тоже весьма почитают сдержанность. Локк развивает идеи Пифагора, согласно которым умеренность может стать хорошим лекарством как для физического тела, так и для

государства. Подобные идеи высказывают такие разные писатели, как Мандевиль, Вудворд, Чейни, Дефо, Свифт35. Таким образом, оказывается, что не все достойны полу чать удовольствие. Ремон Грек в «Агафоне, диалоге о сладострастии» (1719) пишет, что это удел «человека совершенного и сладострастного»; іШевалье да л а Морлъер в романе «Ангола»1 (1746) предлагает своего рода пособие по «умению наслаждаться жизнью»: в мире, где все подчинено удовольствиям, царит ложь. В конце бала под масками обнаруживается запустение и разруха, подобные лицу старой кокетки, смывшей румяна и пудру». Руссо и его последователи предпочитают видеть высшее наслаждение в добродетельной жизни, а поэт Янг заявляет: «Что означает слово Довольствие"? Это просто более веселое название добродетели». Однако в конце века появляется Сад и потрясает уже установившуюся систему. Он провозглашает неограниченное проявление личной свободы, гедонизм в чистом виде и презрение к общественному порядку, что-особенно видно в сценах преступлений, которые он вводит в книги36. Правда, великий маркиз оставил лишь скромный язвительный след в общем культурном потоке. Следующий век пошел по пути равновесия, умеренности, воздержания от крайностей.

Оргазм и брак

В деталях часто проявляется суть явлений. В XVIII веке нормы сексуального поведения не слишком изменились, во всяком случае, в сфере взаимоотношений между полами. По-прежнему и с еще большей убедительностью доказывалось, что женщина должна подчиняться мужчине, хотя в Париже и Лондоне на время стала допустимой>некоторая свобода нравов. Однако подспудно и медленно происходили процессы, призванные изменить самую суть взаимоотношений между мужчинами и женщинами, между юнцами и взрослыми, между разными социальными группами.