Питер Макиннис - Тихие убийцы. Всемирная история ядов и отравителей

Предполагаемой жертвой Мадлен Смит тоже был человек, который регулярно употреблял мышьяк в небольших дозах, и, подобно Флоренс Мэйбрик, Мадлен также тихо доживала свою жизнь в Америке. Нет сомнений в том, что ее любовник, Эмиль Ланжелье, умер в результате отравления мышьяком в 1857 году, однако в обстоятельствах дела были некоторые странные аспекты, из-за которых вынесенный в Шотландии вердикт суда — «Не доказано» — представляется довольно уместным: согласно так называемому балансу вероятностей, Эмиль скорее всего покончил с собой, в отместку женщине, которую он любил и которая, как он решительно настаивал, никому больше из мужчин не должна принадлежать, — той женщине, которая сама прервала их отношения.

Мадлен было 22 года, когда в 1857 году она предстала перед судом, а еще в 1852 году Эмиль похвалялся перед ней, семнадцатилетней девушкой, что принимает небольшие дозы мышьяка. В 1856 году Мадлен решила прервать отношения с Эмилем, поскольку против них были категорически ее родные. Тогда же она по какой-то причине послала слугу купить цианистый калий, может быть и потому, что на этом настаивал Эмиль, однако мальчик-слуга вернулся, не выполнив поручения.

Процесс Мадлен Смит

Защитники Мадлен, те, кто поддерживали ее в этой истории, утверждали, что, когда она заявила любовнику о своем разрыве с ним, Эмиль, вероятно, решил притвориться отравленным, из ревности. Он хотел сделать все, чтобы Мадлен не смогла ни за кого выйти замуж, и потому предпринял невероятные усилия, пойдя ва-банк, сообщая направо и налево всем, кто только готов был его слушать, что Мадлен не раз пыталась отравить его; он якобы не раз чувствовал недомогание и тошноту, даже просто выпив приготовленные ею кофе или горячий шоколад. Во время суда над Мадлен свидетели цитировали такие слова Эмиля: «Не понимаю, почему мне бывает так плохо, когда она приносит мне кофе или шоколад» или «Я к этой девушке до того привязан, что сам себе поражаюсь: ведь если бы она меня отравила, я бы ей это простил».

Все эти высказывания Эмиля, а также сведения о том, что Мадлен покупала ядовитые вещества, могли оказаться достаточными, чтобы погубить ее. Она же, со своей стороны, заявила: это Эмиль заставил ее купить яд, поскольку он хотел, чтобы они приняли его вместе, однако краеугольным камнем в системе доказательств защиты Мадлен было следующее: обвинение смогло доказать, что в первый раз она купила мышьяк 21 февраля, а это было через два дня после первого эпизода, когда она якобы дала Эмилю яд. У того были основания полагать, что она купила яд к 19 февраля, поэтому ему было несложно перепутать эти две даты, однако для нее было бы технически крайне сложно дать ему первую дозу.

По существу дела можно сказать вот что: финальная доза, которую принял Эмиль сам (или же которую ему дала Мадлен), составляла более половины унции [30] Одна унция составляет 28,35 г. , а это количество столь велико, что он не мог бы не заметить его, если бы кто-то в самом деле попытался его отравить. На тот момент Мадлен уже купила вторую порцию мышьяка — однако и на этот раз по просьбе Эмиля, говорят те, кто выступают на ее стороне. Как и предписывалось по закону, мышьяк, купленный Мадлен, был окрашен. Первый аптекарь подкрашивал мышьяк сажей, а второй — темно-синим красителем, индиго. Однако мышьяк, обнаруженный в желудке Эмиля, был белым — а это значит, что, как бы он туда ни попал, он был вовсе не из тех доз, которые покупала Мадлен.

Несмотря на отсутствие конкретных улик, Мадлен сильно повезло в том, что суд над ней происходил в Шотландии, где решение суда «Не доказано» если и не означало ее оправдания, тем не менее позволяло обвиняемому остаться на свободе. В английском суде, надо думать, ей вряд ли бы так повезло.

Многие в те годы по собственной инициативе принимали яды в небольших количествах — это было отчасти стилем жизни таких людей, а вовсе не подготовкой к смерти. Томас Де Квинси прославил этот стиль жизни благодаря своему роману «Исповедь англичанина, употребляющего опиум», роману сенсационному и печатавшемуся с продолжениями в газетах. Правда, его приятель, поэт Кольридж, отзывался о Де Квинси как о малозначительном дилетанте по сравнению с самим собой, если говорить хотя бы о количествах потребляемой настойки опия…

Впоследствии люди стали уделять больше внимания тому, что именно они вводят в собственные организмы, — хотя увеличение знаний о тех ядах, которые сегодня принято называть наркотиками, едва ли способно сильно повлиять на поведение людей в целом. Ирония здесь в том, что преднамеренно употреблять опиум или же принимать внутрь отмеренные дозы мышьяка или стрихнина было ни к чему — ведь столько различных ядов уже содержится в повседневной пище, которую люди едят изо дня в день.

Когда мы безмятежно употребляем такие слова, как «интоксикация» [31] Английское слово intoxication употребляется в протоколах в значении «алкогольное опьянение». и «токсикология», мы, пожалуй, не всегда осознаем существующую между ними связь, даже если нам приходилось слышать термин «алкогольное отравление». Но алкоголь — это действительно ядовитое вещество, пусть даже мы, люди, научились как-то справляться с ним. Просто в наших телах существует энзим под названием алкогольдегидрогеназа, который мы и натравливаем на алкоголь: этот белок способен расщеплять на части молекулы спирта, уничтожая их ядовитые свойства.

Мы способны расщеплять молекулы спирта потому, что бактерии, обитающие у нас в кишечнике, сами уже с давних пор производили спирт, пусть в небольших количествах. В среднем каждый день в желудке человека обычно вырабатывается спирта примерно столько же, сколько содержится в полпинте пива [32] В одной английской пинте — 0,57 л. , и, когда эта небольшая доза попадает в ток крови, энзимы атакуют молекулы спирта, не давая ему оказать вредное воздействие на организм, а также не позволяя вам рано или поздно замариноваться изнутри (впрочем, не только вам, мой читатель, но и мне тоже: ведь все мы одним миром мазаны). В общем, в организме спирт вырабатывается в небольших количествах, потихоньку, без спешки, и хорошо, что это так — иначе фискальные органы точно не преминули бы установить на производство этого алкоголя какой-нибудь запредельный акциз… Еще это объясняет, почему мы можем опьянеть хоть от забродившего сока, однако на следующий день все равно оказываемся в полном сознании — по крайней мере, в достаточной степени, чтобы осознавать: лучше умереть… Но у нас есть и вторая линия защиты против алкоголя: способность удалять из организма, выводить наружу содержимое наших желудков, когда срочно требуется избавиться от чего-то совершенно невыносимого. Это свойство роднит человека с его спутниками жизни — собаками, однако, к сожалению, у людей этот рефлекс притупляется по мере привыкания. Закоренелые пьяницы способны выносить увеличение количества альдегида уксусной кислоты, возникающего из-за того, что энзимы в нашей печени расщепляют чрезмерное количество этанола, то есть этилового спирта. Однако в конце концов алкоголь, если организм перестает выводить его наружу в виде рвоты, способен убить пьющего человека.