Андрей Михайлов - Средневековые легенды и западноевропейские литературы

Как справедливо отмечают исследователи, именно образ Гибор придает циклу неповторимый лиризм и своеобразие. Если в памятниках героического эпоса любовная тема появляется лишь в поздних произведениях, то поэмы нашего цикла (причем даже самые ранние из них) представляют собой исключение. Здесь можно видеть воздействие куртуазной системы взглядов и соответствующих ей литературных трафаретов. Вместе с тем разработка образа Орабль-Гибор и освещение ее отношений с Гильомом решительно отличаются от трактовки женских характеров и любовных переживаний в куртуазном романе. Во-первых, Гибор не знает сомнений в своем чувстве к Гильому. В раскрытии этого чувства в поэмах цикла мы не найдем той «любовной метафизики», которой наполнены средневековые романы. Во-вторых, Гибор не надо свое чувство проверять, не надо проверять и чувство Гильома, тем самым воспитывая и морально возвышая своего избранника. В-третьих, в цикле в целом в образе Гибор подчеркнуты функции жены, жены крупного феодала, отправившегося не на поиски приключений, как это бывало в романе, а в трудный поход против иноземных захватчиков. Дело мужа, исполненное высокого патриотического предназначения, – это и ее дело. И ей передается пронизывающий все памятники героического эпоса пафос обороны «милой Франции», пафос отвоевания земель, попавших под чужеземное иго.

Гибор и Гильом не имеют детей, и свои материнские чувства героиня направляет на племянников – Вивьена, Ги, которым Гибор с раннего детства заменила мать, которых окружила заботой и вниманием, создала для них тепло домашнего очага. Ведь они относятся к «роду» (lignage) Гильома, понятию очень важному для идеологии героического эпоса – слава рода, продолжение рода все время находятся в центре внимания героев (причем не чужды глубокому осмыслению родственных связей даже сарацины), являясь конструктивным мотивом в разработке сюжета цикла. Потому-то и печалится, и горюет Гибор, узнав о гибели юношей. Гибор же олицетворяет для «клана» Гильома и для него самого идею стабильности, идею дома, надежного убежища в радости и в невзгодах. Понятна та скорбь, та беспросветная тоска, которые охватывают героя после смерти Гибор (это описано в ряде поэм, например в краткой редакции «Монашества Гильома» или в «Отрочестве Ренье»), его решение покинуть свет и удалиться в пустынную обитель.

Окружение Гильома – это особый замкнутый мир, мир мужественности, благородства и рыцарственности, хотя и в этом мире возможны и допустимы уловки и хитрости в борьбе с врагами. Мир этот в своих моральных требованиях далек от максимализма. И, что еще существеннее, открыт для тех, кто хочет приобщиться к нему, разделяя его идеалы. Это и происходит постоянно в поэмах цикла: сарацинские принцессы, приняв крещение, становятся верными женами рыцарям-франкам, сын сарацинского «короля» Ренуар мстит недавним единоверцам за гибель Вивьена, сарацинский военачальник Галафр, побежденный Гильомом, обещает креститься и тем самым переходит в лагерь друзей нашего героя.

Враги Гильома изображаются в посвященных ему поэмах со всей «серьезностью» и даже с уважением. Все они – опытные воины, обладающие сверхъестественной силой. Тем труднее, но и почетнее победа над ними Гильома Оранжского. Его противники из лагеря сарацин не наделяются в поэмах индивидуализированными портретами: в их облике подчеркиваются их огромные размеры, их устрашающий вид, нередко связанный с тем, что они предстают какими-то полулюдьми-полумонстрами. Таковы Корсольт, Изоре и другие антагонисты Гильома т. Но нельзя не заметить, что в рыцарском романе всевозможные сверхъестественные существа изображаются с гораздо большей фантазией и выдумкой, чем в эпосе. Видимо, на роман народные сказочные традиции оказывали значительно большее воздействие, чем на героический эпос. В наших поэмах психология сарацин-великанов, их внутренний мир, их побуждения почти не раскрываются. Изображаются они с точки зрения внешнего, враждебного им наблюдателя. Исключением здесь является, пожалуй, Тибо Оранжский, в одночасье лишившийся и жены, и богатого города. В его изображении преобладают иронические штрихи, что роднит его с излюбленным персонажем фаблио – комическим обманутым мужем. Тем самым о раскрытии в поэмах его внутреннего мира можно говорить с большими оговорками.

Более изобретательно и подробно изображаются в поэмах предатели и трусы, вообще противники главного героя из лагеря франков. Все они – носители зла, скопище пороков, подлинная опасность для Франции и империи. Это либо мрачные личности, сеющие повсюду распри и преступления, либо, напротив, комические персонажи, жалкие и смешные. Показательно, что Гильом расправляется с ними решительно и жестоко – своим знаменитым ударом кулака, который ломает шеи.

К антагонистам Гильома принадлежат и монахи Анианского монастыря. Их конфликт с героем – яркое отражение антимонашеских настроений, получивших большое распространение в самых широких кругах средневекового общества. Упреки Гильома, обращенные к монахам, – повторение той критики монашества, которая содержалась и в уравнительных еретических учениях эпохи, и в идеологии новых нищенствующих монашеских орденов, возникших в эпоху Крестовых походов. Для Гильома монахи Анианы – воплощение безделия, праздности, бесполезности, а следовательно, и нарушения основных моральных норм. Ведь эта праздность неотделима от жадности, чревоугодия, а затем – и злых дел и побуждений. Сцены в Анианском монастыре в «Монашестве Гильома» можно отнести к образцам средневековой антиклерикальной сатиры, получившей столь большое распространение в ряде других жанров литературы того времени.

Король Людовик не принадлежит ни к одному из лагерей. Нельзя сказать, что он находится «вне схватки», но во многом он – над схваткой, как и подобает эпическому монарху. Но схватка-то часто идет из-за него, и он тем самым является в развитии сюжета «жесты» медиатором, сталкивая противостоящие партии. Это особенно очевидно в таких поэмах цикла, как «Песнь о Гильоме», «Коронование Людовика», «Монашество Гильома». Сложные взаимоотношения героя поэм с Людовиком – это лейтмотив всего цикла. Гильом испытывает к королю определенное влечение. Но это не привязанность, не личная симпатия, а вассальная верность, преступить которую для него невозможно. В этой верности – его понимание своего феодального, патриотического и христианского долга. Тем самым образ Людовика постоянно двоится: как личность он может быть слабым, трусливым, неблагодарным, как монарх он находится на недосягаемой высоте. Отсюда и сложность, и двойственность отношения к нему Гильома, который верен Людовику чуть ли не вопреки его желаниям, который спешит на помощь к королю, не ожидая зова, тем самым навязывая ему свою верность и свою подмогу. И Гильом хочет, требует от Людовика благодарности, признания своих заслуг. Это не может не выливаться в споры, в обмен взаимными упреками, в открытые ссоры. Отношение короля к графу Оранжскому не всегда объяснимо с точки зрения обычной человеческой психологии. Так, в «Песни о Гильоме» (и особенно в «Алискансе») Людовик выглядит вздорным самодуром, неприветливо встречая героя в Лане и не сразу соглашаясь оказать ему необходимую помощь. Но такое поведение входит непременной частью в облик такого короля, противопоставляемого в «жесте» Карлу Великому как высшему и недостижимому идеалу. Отметим также, что Людовик обнаруживает и немало положительных черт. Он все-таки отдает Гильому должное – мотив признания королем заслуг героя от поэмы к поэме нарастает. И чем как не признанием этих заслуг, не признанием первенствующей роли всех «Эмеридов» является женитьба Людовика на Бланшефлор и затем выдача замуж королевской дочери за соратника и родственника Гильома Ренуара?