Леонид Беловинский - Энциклопедический словарь истории советской повседневной жизни

В основе работы лежит мое представление о повседневной жизни как совокупности форм практической реализации норм и стандартов отношений между людьми; повседневность включает труд, быт и отдых, причем быт может быть индивидуальным (семейным) и общественным. Изучение русской повседневности началось совсем недавно, а к изучению советской повседневной жизни немногочисленные ученые только приступают в последние полтора-два десятка лет.

Советская эпоха в основном закончилась в 90‐х годах ХХ века. И уже нынешние двадцатилетние россияне не имеют о ней внятного представления, а те, кто родился и вырос в Советской стране, принадлежат к старшему поколению и скоро начнут уходить из жизни. Но и родившиеся в 1930–40‐х, даже в 1950‐х годах, уже имеют смутное понятие о первой половине советской истории в ее повседневной части. Например, многие ли из ныне живущих помнят, как выглядели продовольственные или промтоварные карточки, и знают о нормах и условиях выдачи товаров по карточкам? А ведь карточная система существовала в СССР не только в 1941–1947 годах, но и в начале 1930‐х. Нынешний обыватель уже затруднится расшифровать аббревиатуру МТС и не имеет понятия об условиях ее работы, не знает, какова была система социального обеспечения в СССР и с удивлением узнает, что, например, не только колхозники, но и ряд категорий служащих стали получать пенсии лишь в 1950–60‐х годах, и, читая у И. Ильфа и Е. Петрова «Сидел я в тамошнем допре…» не догадывается, что «допр» – это дом предварительного заключения, аналог современного следственного изолятора. Таким образом, огромная масса современных граждан России не имеет четкого представления о жизни своих родителей и, тем более, дедов, а при чтении книг тех же И. Ильфа и Е. Петрова, В. Каверина, В. Катаева, М. Булгакова и др. сталкивается с непонятными, но имеющими существенное значение реалиями ушедшей жизни. Тем более становятся в тупик наши зарубежные современники, а ведь в США, Франции или Германии работает огромное количество ученых-славистов, в основном занимающихся советским периодом российской истории и советской литературой, на кафедрах и факультетах славистики учится множество студентов.

В советскую жизнь, особенно в ее первые десятилетия, плавно перешло в неизменном виде или, напротив, сильно изменившись, большое количество реалий дореволюционной русской эпохи. Поэтому в словарь включены некоторые термины и понятия, имеющие отношение к дореволюционному периоду. К тому же представляет интерес и вопрос, что изменилось в жизни россиян после 1917 года, в лучшую или в худшую сторону, и автору показалось необходимым дать многие явления в их историческом развитии. Далее, понятие «советский период» довольно растяжимо: в него на законных основаниях может быть включена и, так сказать, «антисоветская» часть жизни в России: люди жили на территории, занятой белыми армиями и разного рода атаманами во время Гражданской войны, под немецкой оккупацией в период Великой Отечественной войны и в немецком плену, а на контролируемых советской властью окраинах довольно долго вели партизанскую войну «бандеровцы», «лесные братья» и пр. Кроме того, в словарь, посвященный преимущественно быту, включены и многие вполне понятые слова. Например, что такое джинсы – сегодня знают все. Но уже далеко не все знают, что значило приобретение джинсов для советского молодого человека в 1960‐х и даже в 1970‐х годах, как к ним относились «власть предержащие» и т.п. То же самое можно сказать о множестве простейших и вроде бы понятных реалий советской жизни, начиная, допустим, с зубного порошка и кончая шляпой и галстуком.

В словарь вошло множество терминов и реалий, вроде бы не имеющих отношения к повседневности, а уж тем более к быту: местные государственные учреждения, общественные и политические организации и т.д. Но быт есть лишь часть повседневной жизни, которая в сильнейшей степени формируется экономическим, социальным и политическим строем страны, правительственной политикой. Все советские люди в той или иной степени сталкивались с низовыми партийными организациями, а многие были членами Коммунистической партии, и уж тем более комсомола и пионерской организации. При существовавшей в СССР практике «добровольно-принудительного» вступления в общественные организации очень многие платили членские взносы в организации, которые знали только по названию, а иной раз и названия не могли правильно расшифровать, запоминая только столь популярные в СССР аббревиатуры и сложносокращенные слова-названия. На судьбы миллионов людей, искалечив их жизнь, оказали влияние такие события, как «чистки», раскулачивание, коллективизация, ежовщина и бериевщина. Кому-то покажется излишне большим количество жаргонных выражений, принадлежащих лагерному миру. Однако в стране, где не так много людей, не имевших контактов с этим миром (или сам сидел, или сидел кто-то из родственников, друзей, знакомых, сослуживцев), тюремный лексикон стал неотъемлемым элементом повседневной речи вполне мирных людей. Я и сам с раннего детства широко пользовался им. Но ведь мое детство прошло в районе, на который распространялись страшные щупальца Вятлага, а среди друзей немало было обитателей бараков с их специфической субкультурой. У читателя может вызвать смущение и даже возмущение очень большое количество статей, содержащих негативную информацию о жизни в СССР. Что делать: такова история нашей страны. Напротив, я, по мере сил, старался показать то хорошее, что в ней существовало, например детскую политику.

Предлагаемый словарь и призван объяснить читателям не только выпавшие из обихода слова и понятия, но и общественное содержание современных нам бытовых реалий в недалеком прошлом. Он рассчитан не только на российского, но, в известной мере, и на зарубежного читателя.

Считаю необходимым упомянуть ныне покойного В.И. Канатова, в 1970‐х годах – моего первого редактора в издательстве «Советская энциклопедия», инициатора ранее вышедшего «Российского историко-бытового словаря», проявившего огромный интерес к новой книге и активно помогавшего в ее создании.

АБАЖУР – колпак на электролампе, прикрывающий глаза от яркого света. После революции характерные для квартир зажиточных слоев населения шелковые абажуры в трактовке идеологических органов стали символом «мелкобуржуазного, мещанского уюта». Партийная, особенно комсомольская печать ополчилась на абажуры. К сер. 1930‐х гг. настроения революционного аскетизма в обществе были уже не столь радикальны, и абажуры стали признаком зажиточной, «культурной» жизни. Тем не менее, в силу слабого развития легкой промышленности и общей бедности населения, абажуры не получили распространения до сер. 50‐х гг.; нередко лампы висели «голые», а в случае необходимости прикрывались самодельным колпаком из бумаги или даже листа