Зигмунд Фрейд - Будущее одной иллюзии

И еще на двух пунктах я должен остановиться. Во-первых, слабость моей позиции не означает укрепления Вашей. Мне думается, что Вы защищаете проигранное дело. Мы можем сколько угодно подчеркивать бессилие интеллекта по сравнению с властью человеческих первичных позывов и быть при этом правыми. Однако слабости этой присуща некая особенность: голос интеллекта тих, но он не успокаивается до тех пор, пока его не услышат. В конце концов, после бесчисленных повторных отпоров, слушатели находятся. Это – один из немногих пунктов, которые дают возможность оптимистически взглянуть на будущее человечества; но он сам по себе значит немало. Можно с ним связать еще и другие надежды. Примат интеллекта от нас далеко, далеко, но все же, по всей вероятности, не бесконечно далеко. И он, вероятно, поставит себе те же цели, осуществления которых Вы ждете от Вашего Бога, в человеческом масштабе, конечно, поскольку это допускает внешняя реальность – Ананке. Цели эти – любовь к человеку и ограничение страданий. Поэтому мы вправе сказать, что соперничество наше лишь временное, а никак не непримиримое. Мы надеемся на то же, что и Вы, но Вы нетерпеливее, притязательнее и – почему мне не сказать этого – корыстнее, чем я и мои единомышленники. Вы хотите, чтобы блаженство началось сразу после смерти, требуете от него невозможного и от притязаний отдельного человека отказаться не хотите. Наш бог – Логос – осуществит из этих желаний то, что нам позволяет существующая вне нас природа, но очень постепенно, только в отдаленном будущем и для новых детей человечества. Но вознаграждения нам, столь от жизни тяжко страдающим, он не обещает. На пути к этой далекой цели Ваши религиозные учения должны быть отброшены, даже если первые опыты будут неудачными, даже если первые заменяющие их новообразования окажутся шаткими. И Вы знаете, почему: ничто не может устоять против разума и опыта надолго, а противоречие религии тому и другому слишком явно. Даже и просвещенным религиозным идеям не избежать этой участи, пока они пытаются уберечь хотя бы что-то из утешительного содержания религии. Правда, ограничиваясь утверждением о бытии высшего духовного существа, свойства которого неопределимы и намерения неведомы, они для возражений науки неуязвимы, но тогда остывает к ним и интерес людей.

И во-вторых, обратите внимание на развитие Вашего и моего отношения к иллюзии. Вам приходится защищать религиозную иллюзию всеми своими силами; если ее обесценить – а она, действительно, под большой угрозой, – мир Ваш рушится, Вам не остается ничего, как во всем отчаяться – в культуре и в будущем человечества. От этой крепостной зависимости свободен я, свободны мои единомышленники. Так как мы готовы отказаться от доброй доли наших инфантильных желаний, мы в состоянии перенести и то, если некоторые из наших ожиданий окажутся иллюзиями.

Освобожденное от давления религиозных учений воспитание немного, может быть, изменит в психологическом существе человека; Бог наш, Логос, может быть, не очень всемогущ и в состоянии исполнить лишь малую часть того, что обещали его предшественники. Если мы это поймем, то примем это с покорностью. Интереса к миру и жизни мы из-за этого не потеряем, так как есть у нас одна надежная точка опоры, которой у Вас нет. Мы верим в то, что научная работа имеет возможность узнать кое-что о реальности мира, благодаря чему мы в состоянии увеличивать нашу мощь и в соответствии с чем устраивать нашу жизнь. Если эта вера – иллюзия, то мы оказываемся в том же положении, что и Вы; но наука многочисленными и знаменательными успехами доказала, что сама-то она – не иллюзия. У нее много открытых и еще больше тайных врагов среди тех, кто не может ей простить, что она обессилила религиозную веру и грозит ей полным уничтожением. Науку упрекают в том, сколь малому она нас научила и сколь несравненно больше оставила нерешенным. Но при этом забывают, как она молода, как трудны были ее первые шаги и как ничтожно мал тот период, к которому человеческий интеллект окреп для ее заданий. Не заключается ли ошибка всех нас в том, что мы основываем наши суждения на слишком коротких отрезках времени? Нам бы следовало брать пример с геологов. Жалуются на неопределенность науки, что сегодня она провозглашает законом то, что следующее поколение признает заблуждением, заменяя его новым законом столь же краткой значимости. Но это несправедливо и отчасти неверно. Изменения научных взглядов являются развитием, прогрессом, а не ниспровержением. Закон, считавшийся сначала общеобязательным, оказывается специальным случаем более широкой закономерности или ограничивается другим законом, открываемым лишь позднее; грубое приближение к правде заменяется другим, более тщательно подготовленным, которое, в свою очередь, ждет дальнейшего совершенствования. В различных областях еще не преодолена та фаза исследования, когда испытываются предпосылки, которые вскоре приходится отбрасывать как недостаточные; однако в других областях уже имеется надежное и почти неизменное ядро познания. Делались, наконец, и попытки радикально обесценить усилия науки тем соображением, что они, будучи обусловлены нашим собственным устройством, не могут дать ничего иного, кроме субъективных результатов, в то время как истинная природа находящихся вне нас вещей остается для них недоступной. При этом упускаются из виду некоторые моменты, являющиеся для понимания научной работы решающими, а именно: что наше устройство, т. е. наш психический аппарат, развился именно в усилиях распознавать внешний мир и, таким образом, должен был в своем строении реализовать некую целесообразность; что он сам является составной частью того мира, подлежащего исследованию, и что он такое исследование вполне допускает; что задача науки полностью определена, если мы ограничиваем ее показом мира таким, каким он должен нам казаться вследствие своеобразия нашего устройства; что конечные результаты науки как раз вследствие способа их приобретения обусловлены не только нашим устройством, но и тем, что на это устройство повлияло; и что, наконец, проблема мироздания без учета нашего воспринимающего психического аппарата является пустой, не имеющей практического интереса, абстракцией.

Нет, наша наука – не иллюзия. Но иллюзией было бы верить, что мы откуда-нибудь могли бы получить то, чего наука нам дать не может.