Александр Чанцев - Когда рыбы встречают птиц. Люди, книги, кино

Хеджинян Л. Варварство / Пер. с англ. А. Драгомощенко // НЛО. 2012. № 113. С. 262.

Сам Дейч использует архаическую словоформу «катайский», тем самым дистанцируя «свой» Катай от общепринятого Китая и «позиционируя» его как своего рода Шамбалу, Внутреннюю Индию, Шангри-Ла…

Хотя «Имена ангелов» скорее отсылают к «Королю-рыбаку» Т. Гиллиама.

Возможный аналог – одновременно детские и взрослые сказки Игоря Жукова.

Название части «Прелюдий и фантазий» «Мечты и молитвы» существуют в какой-то той же, кажется, области, что и «Признания и проклятия» Чорана.

Например, о «ковбойцах и еврейцах».

Слова-«лазутчики сновидений».

Тема ангелов в современной прозе вообще ждет еще специального исследования – взять хотя бы «Ангелов на первом месте» Дмитрия Бавильского, «Ангелологию» Андрея Лебедева и ангелов в стихопрозе Андрея Сен-Сенькова, авторов одного с Дейчем поколения и вообще близких ему в, если совсем уж обобщить, плане создания необычной прозы.

Герои Дейча в своих симпатиях к четвероногим, переходящих в желание стать ими, не совсем одиноки в современной литературе – можно вспомнить недавнюю книгу Вольфа Эрльбруха «Леонард», в которой маленький герой настолько хочет стать пятнистой собакой, что фея по его просьбе делает его ею. Леонард продолжает счастливо жить со своими родителями в новом обличье…

Схожим образом философский дискурс того же Чорана Фернандо Саватер назвал «антипедагогическим» (См.: Zarifopol-Johnston I. Searching for Cioran. Bloomington and Indianapolis: Indiana University Press. 2009. P. 80).

У Дейча же, замечу в скобках, с «картинами изменчивого мира» рифмуется «литература беспокойного присутствия».

О теме антиномичности, сопряженной также с превращениями («амбивалентность череды превращений», по выражению самого Дейча), см.: Чанцев А. Полный чайник пустоты // НЛО. 2008. № 92.

Так у Дейча – Федон обрел лишнюю «д» в имени.

Как сказано уже в сборнике «Игрушки»: «в конечном счете, все вы однажды становитесь похожими на меня».

«Мед льется. Они смотрят, как льется мед. В полной тишине льется мед. Они смотрят» («Соседи Гриффита).

«…Подтвердила обалдевшая после внезапного воскресения Муха, и они разом повисли в воздухе, похожие на две капли меда, чудесным образом воспарившие в пыльном пустом пространстве».

Изящная диатриба телевидению встретится еще в новелле, где сторонний взгляд восхищается духовной «продвинутости» современных людей – они молятся богам в телевизоре, отдают им свои время и эмоции, как аскеты, ходят затем умственно и эмоционально истощенными…

О нем и не менее колоритных персонажах этой книги и обрушивающихся на них метаморфозах см. в: Чанцев А. [Рец. на кн.: Дейч Д. Зима в Тель-Авиве. М: АРГО-РИСК; Книжное обозрение, 2011] // OpenSpace.ru. 2012. 24 мая (http://os.colta.ru/literature/events/details/22564/?attempt=1).

В новелле «Низкое атмосферное явление» эта мысль озвучена еще раз со всей отчетливостью: «исчезает <���…> до полного беспамятства и исчезновения».

Да, я настаиваю, именно он, а не довольно попсовая переработка тем бусидо в «Песе-призраке: пути самурая».

А воспоминания телеграфного столба о своем бытии деревом – изящный пример (еще и не антропной) реинкарнации.

Тишина проассоциирована еще и со временем: «стремительно убывающая (подобно пароходному дыму) струйка времени – отпущенная нам тишина».

В биографии приводится, хоть и по другому поводу, ныне справедливая фраза итальянских друзей писателя – «Джойс стал теперь кем-то другим».

Дочь Джойса, хоть и ни в чем особо из-за своей трагической судьбы себя проявить не смогла, также удостоилась почти 600-страничной биографии: Carol Loeb Schloss. «Lucia Joyce: To dance in the Wake».

Цит. по: Joyce J. Finnegans Wake. England: Penguin Books, 1992.

Не отвлекаясь на перечисления всех книг этого «поджанра», можно заметить, что наиболее преуспели тут депрессивные и решительные скандинавы. Например, автор очень сильных и не менее жестких детективов Ю Несбё придумал цикл детских сказок про доктора Проктора, изобретателя «пердящего порошка» (скоро цикл должен появится и в русском переводе).

Образ из скандинавской филологии. Фильгии (дословно – «спутницы») – близкие родственники валькирий, но имеют призвание охранять человека. Их имя было актуализировано в прошлом веке в трудах Юлиуса Эволы, который определял их как «активную духовную сущность в человеке, обладающей способностью влиять на его судьбу» и, в своих самых одиозных трудах вроде «Арийской доктрины борьбы и победы», ассоциировал с «мистической силой крови».

Перечисленными и немногими другими авторами в принципе и ограничивается успешное использование онейрической техники в литературе, более успешно актуализируемой средствами кинематографа. Ср., например о «Рокко и его братьях» Висконти: «От монументальной миланской лестницы до пустыря персонажи „плавают“ среди обстановки, чьих пределов они не достигают. Они реальны, и обстановка также реальна, однако их взаимоотношения с обстановкой реальными не назовешь, ибо они приближаются к мечтаниям» (статья Рене Дюлокена из сборника «Висконти, кинематографические этюды» пит. по: Делез Ж. Кино / Пер. с фр. Б. Скуратова. 2004. С. 295). У Кунгурцевой, надо заметить, герои до ultima thule своего мира так же не добираются, хотя вроде бы активно туда и стремятся в своих странствиях, приводящих их даже в ад (откуда молодые герой и героиня выбираются удачливыми Орфеем и Эвридикой).

В воспоминаниях жены визионера сталинской эпохи Даниила Андреева Аллы Андреевой «Плаванье к Небесному Кремлю» в весьма сходном ключе описывается, как среди заключенных их лагеря ходили слухи о соседнем, максимально засекреченном: охранники иногда появлялись в лесу, исчезали «под землю», а заключенных, переведенных туда для каких-либо работ, больше уже никто никогда не видел…

На последних страницах книги идентичность женщины и земли полностью сливаются: «На ней одно украшение – голубой шелковый поясок Постолки, с деревянной пряжкой моста. И за пупком Курчума, в чистом поле – темный, шаманский, страшный Курчумский лес. Вдруг кто-то расстегнул пряжку – распустил голубой поясок. Веки ее приоткрылись – там, далеко, за краем мира проявилось облачное лицо, наклонилось, она попыталась поднять навстречу ему свои руки, но никак не могла, миллионами корней – кровеносных сосудов связанная с этой землей».