Валерий Земсков - Образ России в современном мире и другие сюжеты

В известном «Письме с Ямайки» (1815) он сравнил рождение нового мира с рождением человечества (типичная и традиционная «адамическая» константа латиноамериканского сознания), а вслед за констатацией, в различных вариантах, того, что рождающийся народ являет собой смешение рас, сформулировал важнейшую самоидентификационную идею: здесь рождается «человечество в миниатюре» [276](в других переводах: «маленький род человеческий»), т. е. такое сообщество, в котором соединились все живущие на земле типы человека.

Далее мысль Боливара движется к другой ключевой идее латиноамериканского проекта и одновременно утопии. Руссоист, сторонник социального равенства Боливар считал, что рождающемуся народу «необходимо равенство», чтобы полностью переплавить великое многообразие людей, политических воззрений и общественных традиций («Речь в Ангостуре», 1819). Тут явна установка на достижение этнорасовой и социальной гармонии. Можно сказать, что именно Боливар секуляризовал утопию Америки и определил вектор развития самоидентификационной рефлексии и одновременно проекта будущей Америки.

Другая важнейшая мысль Боливара – о наличии стволового направления культурно-цивилизационного развития Америки, связанного с европейским началом. Раздумывая в «Письме с Ямайки», что могло бы стать знаком-символом новой Америки: мифологический персонаж, «культурный герой» мексиканской индейской культуры Кецалькоатль (в колониальный период возникли легенды о его связи с библейской историей) или Дева Гваделупская – он отдает предпочтение тому символу-образу, который связывает воедино христианство и индейскую легенду о чудесном явлении Девы. Ведь, напомним, под хоругвью Девы Гваделупской пошли в бой за независимость и креолы, и метисы, и индейцы.

Еще один важный исток континентальной самоидентификационной традиции связан у Боливара с постоянным уподоблением появления новых народов и стран в Америке с тем, что происходило после распада Римской империи в Европе. Он отмечает глубокое различие между Югом и Севером Америки и убежден в том, что законы должен создавать народ, который им подчиняется. Необходим кодекс, соответствующий всему, что отличает эту землю и эти народы. Им и нужно руководствоваться. Боливар не раз пишет о древнеримском происхождении республиканизма и средиземноморском корне латиноамериканской культуры – в противовес Северной Америке.

Вскоре идеи Боливара начали обретать очертания все более последовательной самоидентификационной культурно-цивилизационной рефлексии.

Согласно уругвайскому философу и историку Артуро Ардао, общецивилизационный определитель «Латинская», противопоставивший юг континента северной англосаксонской Америке, зародился в 30-е годы XIX в. и получил широкое хождение в 50-70-х годах [277]. Крупнейший деятель культуры, писатель и публицист Эухенио Мариа де Остос в первой половине 70-х годов опубликовал статью «Латинская Америка». Предложенное еще предтечей и участником Войны за независимость Франсиско де Мирандой название «Колумбия» для всего континента не привилось, вероятно, в силу персоналистского характера, к тому же фигура Колумба была и остается спорной для латиноамериканцев. Привилось обобщающее определение, соединившее средиземноморско-европейские и автохтонные истоки, – «Латинская Америка» (само название «Америка» также имеет персоналистский характер, но, видимо, в сознании латиноамериканцев, креолов оно было достаточно абстрактным, существенно было и его всеобщее использование).

В последней четверти XIX в. понятием «Латинская Америка» уже широко пользовались такие крупнейшие деятели культуры, как эквадорец Хуан Монтальво, венесуэлец Сесилио Акоста, кубинец Хосе Марти.

Фигура Хосе Марти имеет особое общеконтинентальное значение. Его ключевые для самоидентификационной рефлексии эссе – «Мать-Америка», «Наша Америка», вся система его взглядов свидетельствуют о том, что он – самый яркий продолжатель боливаровской традиции. При этом он особо акцентировал идею необходимости возрождения индейцев, их культуры, и вместе с тем утверждал взгляд на Америку как метисный континент. Марти ввел в оборот неслыханную, направленную против позитивистов, социал-дарвинистов, в первую очередь против Д. Ф. Сармьенто, идею «автохтонного метиса» [278], и, вслед за Боливаром еще более четко сочетал идеал этнорасовой гармонии с социальным вектором развития – построением «моральной республики», предполагающей утопическую гармонизацию латиноамериканского мира.

Вслед за Хосе Марти, предупреждавшим об опасности США для Латинской Америки, противопоставление Юга и Севера континента стало еще более жестким, уже не на уровне политического дискурса, а на уровне общеконтинентальной культурфилософской рефлексии.

Марти оперировал конкретными реалиями «нашей Латинской Америки», его последователи Хосе Энрике Родо, автор ключевого в истории латиноамериканской самоидентификации эссе «Ариэль» (1900), его союзники-ариэлисты Рубен Дарио и другие поэты, представители испаноамериканского модернизма, основываясь на переосмысленной Родо символике последней драмы Шекспира «Буря» (противостояние варвара, дикаря Калибана и гения эфира, духа гармонии Ариэля), утверждали средиземноморские корни культуры южного континента и идею гармонии «человека латиноамериканского» в противовес англосаксонской традиции [279].

Намеченную линию цивилизационной самоидентификационной традиции, связанную с классическим утопическим проектом, увенчал своими книгами уже во втором десятилетия XX в. мексиканец Хосе Васконселос («Космическая раса», 1925, «Индология», 1926). Согласно его концепции «космической», или «пятой» расы, латиноамериканский «род человеческий» явит собой гармонизированную всемирную этнорасовую и социальную симфонию.

В XX в. после первоначального периода формирования, изобиловавшего «разрывами» и «скачками», художественная культура Латинской Америки все более ясно обнаруживает внутреннюю логику и последовательность развития. Особенно в литературе, которая дает новые импульсы философской и самоидентификационной рефлексии. Становясь субъектом мировой культуры, Латинская Америка по-новому оценивает свой генезис, свою «сущность», т. е. свою онтологию, свои Смыслы, принесенные в большой, всеобщий мир.

На протяжении XX в. от осмысления протокультурных факторов самоидентификация все более трансформируется в новый тип рефлексии. Этнорасовая проблема, естественно, не исчезает, но начинает занимать иное положение в системе идей, приближаясь к культурологии и философии, в то же время традиционная самоидентификационная эссеистика, развивающаяся на разных методологических основах, становится все более «плотной» в интеллектуальном отношении («Лабиринт одиночества» Октавио Паса, «Калибан» Роберто Фернандеса Ретамара и др.).