Юрий Рябинин - История московских кладбищ. Под кровом вечной тишины

На новом Донском еще похоронены родители М. В. Келдыша, отец Н. И. Бухарина — Иван Гаврилович (кстати, Бухарины жили не так далеко от этого кладбища — на Ордынке), жена В. И. Чапаева — Пелагея Васильевна Чапаева, жена Н. А. Щорса — Фрума Ефимовна Ростова-Щорс, жена наркома внутренних дел Николая Ежова, из-за которого печи Донского крематория до срока выработали ресурс, — Евгения Соломоновна Хаютина, историк Москвы Петр Васильевич Сытин, художественный руководитель Еврейского камерного театра Соломон Михайлович Михоэлс, популярная в 1960-е годы певица Майя Владимировна Кристалинская.

В конце 1990-х годов квадратная башня осиповского крематория была разрушена, а над зданием поднялся пирамидальный купол с крестом. Траурный «мокрого бетона» цвет сменил веселенький розовый. В бывшем зале прощания вместо органа теперь алтарь, а там, где находился постамент с лифтовым механизмом, опускающим гроб к печи, теперь выступает солея. Но самое потрясающее, что в храме в неприкосновенности сохранился весь колумбарий. Он лишь прикрыт легкими временными перегородками. Жуткая картина, по правде сказать. Храм-колумбарий. Такой эклектики еще не знала мировая архитектура. Конечно, об этом говорить уже несвоевременно, но лучше было бы сохранить крематорий проекта Осипова. Он уже давно сделался памятником архитектуры и истории. Но если уж решили на этом теперь отнюдь не православном и не русском кладбище восстанавливать храм, то восстанавливать его надо уже до конца, а не наполовину. А всех, кто там похоронен, поместить в новое соответствующее помещение. Но такое впечатление, что еще не решено окончательно, чем же в конце концов будет это здание — храмом или все-таки колумбарием?

Кажется, нет во всем мире больше такого кладбища, кроме московского Новодевичьего, оказаться на котором многие нацеливаются задолго до смерти. Только у нас в стране успешная карьера составляется из таких вех — должность, звание, орден, премия и… кладбище. Этим порядкам, установившимся в советское время, нисколько не изменили и нынешние «россияне».

Новодевичье — это признание, подтверждение, каких-то необыкновенных способностей, выдающихся заслуг. Причем иногда только могила на Новодевичьем и является важнейшей вехой в карьере: человек при жизни мог не совершить ничего такого выдающегося, но если он каким-то образом, какими-то неправдами, оказался в этом пантеоне, попал в один ряд с великими, то, следовательно, он обессмертил свое имя наравне с ними.

Поэтому право на Новодевичье нередко завоевывается в результате неких закулисных игр. Так было и прежде. А в наше время оно тем более является предметом торга между отдельными людьми или между гражданином и властью. Это право иногда по формальным причинам остается недоступным для людей, по-настоящему достойных. Например, когда умер популярный в 1930–40-е артист Петр Мартынович Алейников (1914–1965), любимец миллионов, но не дослужившийся тем не менее до звания «народного», его, естественно, собирались похоронить на каком-то вполне приличном московском кладбище, но только не на Новодевичьем. Тогда его друг народный артист Борис Андреев сказал: «Коли Алейникову Новодевичье не по чину, то он уступает ему там свое место!» Алейникова действительно похоронили на Новодевичьем. Благородный же поступок Андреева не забылся — в свое время он так и довольствовался кладбищем рангом ниже.

Но бывает, что на Новодевичье пробираются личности, которым главный государственный некрополь очевидно не по заслугам: какие-нибудь сомнительной славы политические деятели или средних способностей журналисты, у которых, однако же, на этом свете остались выгодные связи, могущественные ходатаи. Таких могил здесь всегда появлялось немало — и в прежние времена, и в нынешние.

И все-таки Новодевичье — это преимущественно кладбище настоящей национальной элиты. Сколько бы ни было здесь покойных «со связями», не они составляют славу Новодевичьего. Какие бы почетные места они здесь ни занимали, какие бы величественные надгробия над их костями ни стояли, все равно по гамбургскому счету всем известно, чего они стоят. И это даже неплохо, что они попали на Новодевичье, — благодаря им заметнее делается значение истинно заслуженных их соседей.

На «старой» территории Новодевичьего кладбища, на углу двух дорожек, стоит монумент, на котором написано: Герой труда профессор архитектуры Иван Павлович Машков. 14. I. 1867–2. VIII. 1945 . Могила архитектора огорожена невысоким гранитным бордюром, причем на угловом камне сделана надпись: По проекту Машкова сооружено это кладбище 1904 г .

Так с этого, задокументированного в камне, года и отсчитывается теперь возраст Новодевичьего кладбища. Но нужно заметить, что дата официального учреждения большинства московских кладбищ почти никогда не соответствовала времени появления на этом месте первых захоронений. Как правило, хоронили там еще до того.

На Новодевичьем довольно много могил, датированных до 1904 года, — вплоть до начала XIX века. Но по ним нельзя судить о возрасте кладбища: чаще всего эти захоронения были сюда откуда-то перенесены.

В советское время на Новодевичье переносили останки знаменитых покойных практически со всей Москвы. Обычно это делалось, когда некоторые кладбища закрывались и ликвидировались. Но в иных случаях останки переносили сюда лишь потому, что какой-то очень мудрый и, очевидно, очень высокопоставленный советский некрополист выразил мнение о нежелательности знаменитым могилам находиться в рассеянии по всей столице. И тогда отдельных заслуженных покойных стали перезахоранивать на Новодевичье даже с кладбищ, действующих и поныне.

С ликвидированных кладбищ на Новодевичье в разные годы, преимущественно в 1930-е, были перенесены многие могилы: с Симоновского — Дмитрия Владимировича Веневитинова (1805–1827), Сергея Тимофеевича Аксакова (1791–1859), Константина Сергеевича Аксакова (1817–1860), с Даниловского монастырского — Николая Михайловича Языкова (1803–1846), Николая Васильевича Гоголя (1809–1852), Алексея Степановича Хомякова (1804–1860), Николая Григорьевича Рубинштейна (1835–1881), с соседнего Новодевичьего монастырского — Льва Ивановича Поливанова (1838–1899), Антона Павловича Чехова (1860–1904), Александра Ивановича Эртеля (1855–1908), с Дорогомиловского — художника Исаака Ильича Левитана (1860–1900), композитора Ильи Александровича Саца (1875–1912), профессора этнографии Веры Николаевны Харузиной (1866–1931), профессора-биолога Еллия Анатольевича Богданова (1872–1931) и других.

С сохранившихся кладбищ сюда также переносили захоронения: с Даниловского — Сергея Михайловича Третьякова (1834–1892) и Павла Михайловича Третьякова (1832–1898), с Ваганьковского — Ивана Михайловича Сеченова (1829–1905), с Донского монастырского — Сергея Ивановича Танеева (1856–1915), с нового Донского — Валентина Александровича Серова (1865–1911), Владимира Владимировича Маяковского (1893–1930), с Владыкинского приходского — Марию Николаевну Ермолову (1853–1928). И другие. В 1960 году из Новгородской области, с погоста деревни Ручьи, были перенесены на Новодевичье останки «Председателя Земного Шара», революционера поэзии, «поэта для поэтов», как говорил о нем Маяковский, Велимира Хлебникова (Виктора Владимировича, 1885–1922). В 1966-м из Англии в Москву были доставлены и захоронены на Новодевичьем останки Николая Платоновича Огарева (1813–1877). А в 1984-м здесь был предан московской земле Федор Иванович Шаляпин (1873–1938), умер он в эмиграции — в Париже, и сорок шесть лет покоился на кладбище Батиньоль.