Игорь Зимин - Александровский дворец в Царском Селе. Люди и стены. 1796—1917. Повседневная жизнь Российского императорского двора

30 июля 1917 г. Николай II записал в дневнике: «Сегодня дорогому Алексею минуло 13 лет. Да даст ему Господь здоровье, крепость духа и тела в нынешние тяжелые времена. Ходили к обедне, а после завтрака к молебну, к которому принесли икону Знаменской Божьей Матери. Как-то особенно тепло было молиться Ее святому лику вместе со всеми нашими людьми. Ее принесли и унесли через сад стрелки 3-го полка». К этому времени, как свидетельствует дневник императора, «все уложено теперь, только на стенах остались картины».

На следующий день после отъезда императрица зафиксировала основные события: «Июль 31. Понед. Царское Село. Упаковывала [вещи]… Не ложились спать, весь вечер были готовы к посадке на поезд и только в 5 [часов] 20 [минут] выехали из дома на автомобиле».

В этот же день императрица, прежде чем проститься, переговорила с обер-гофмаршалом П.К. Бенкендорфом, который должен был завершить решение семейных финансовых дел в Петрограде. Кроме этого, в ночь перед отъездом, который организовывал лично А.Ф. Керенский, П.К. Бенкендорф сумел переговорить с ним по поводу того, что многочисленные ценности, остающиеся в собственных комнатах Александровского дворца, должны храниться в неприкосновенности за опечатанными дверьми. Керенский дал на это согласие. [688]

Николай II описывал свои последние часы в Полуциркульном зале в Александровском дворце следующим образом: «Мы ходили взад и вперед, ожидая подачи грузовиков. Секрет о нашем отъезде соблюдался до того, что и моторы, и поезд были заказаны после назначенного часа отъезда. Извод получился колоссальный! Алексею хотелось спать, – он то ложился, то вставал. Несколько раз происходила фальшивая тревога, надевали пальто, выходили на балкон и снова возвращались в залы. Совсем рассвело. Выпили чаю, и, наконец, в 5 1/ 4появился Кер[енский] и сказал, что можно ехать. Сели в наши два мотора и поехали к Александ[ровской] станции. Вошли в поезд у переезда. Какая-то кавалер[ийская] часть скакала за нами от самого парка. У подъезда встретили И. Татищева и двое комиссаров от прав[ительст]ва для сопровождения нас до Тобольска. Красив был восход солнца, при кот[ором] мы тронулись в путь на Петроград и по соедин[ительной] ветке вышли на Северн[ую] ж[елезно] д[орожную] линию. Покинули Ц[арское] С[ело] в 6.10 утра».

Были и те, кто ранним утром 1 августа 1917 г. смотрел, как семья императора покидает Александровский дворец. Член «Особого совещания по делам искусств» Г.К. Лукомский записал: «К 2-м часам ночи все нервничают. Что-то случилось. В это время в Александровском Дворце вся семья, уложив вещи (в течение 7-ми дней), буквально “сидит на чемоданах” в полукруглом “овальном” зале, выходящем окнами в парк. Прислуга, еще в ливреях, страшно расстроена. Плачут. Слышны заглушенные рыдания. 2, 3, 4 часа утра… Светает. Запели птицы. Первые лучи солнца окрасили верхушки деревьев. Прекрасен на заре желто-белый дворец Гваренгиев с колоннадой, единственной в своем роде в мире: светлые тона его стен так гармонируют с сиренево-розовым небом. Поезд, оказывается, вышел. Через полчаса – телефон – не доходя до станции Александровское, поезд в поле остановился: попорчено что-то в паровозе. 5 ч. утра. Керенский отдает распоряжение немедленно подать автомобили. Делать нечего. Надо везти к поезду хотя бы в поле. Здесь, в городе, сейчас все узнают об отъезде. Возможны эксцессы.

Подают из автогаража 10–12 грузовиков. Их наполняют до краев сундуками. Вещей взяли мало, но едет до 50 человек, у каждого – свое. Четыре-пять закрытых автомобилей. Первый предназначен Николаю II, сыну и жене. Второй для дочерей. Остальные для сопровождающих… Из дверей появляется невзрачная сугубо – на сей раз печальная, густо обросшая бородой, в форме полковника, фигура Николая II. Под руку с ним б. императрица. Медленно, качаясь (от усталости и волнения) спускаются они по пандусу. Николай берет под козырек: “здорово, молодцы” – чуть слышно отвечают: “здравия желаем, – г-н полковник”. За ними, вприпрыжку, выросший неожиданно – б. наследник. Бледен. Шутит. Балаганит. Далее – сестры. Худенькие, бледные, остриженные (была корь), серо, даже бедно одетые. В пелеринках жмутся одна к другой. Жеста, геройского движения, позы царственной (вели-то как на плаху) ни у кого! Садятся в автомобили. Отъезжает первый. В окошечко его, сзади, вижу в слезах императрицу. Перекрестила оставшихся на балконе, свою б. челядь (или дворец?)». [689]

Впрочем, были и те, кто смотрел на происходящее совершенно другими глазами: «Только после 5 часов утра Царская Семья стала садиться в автомобили. Когда вышла Императрица, то полковник Кобылинский и я, по взаимному сговору, поднесли Ея Величеству букет из роз, заранее приготовленный распоряжением полковника Кобылинского. Государь садился в автомобиль со свойственной ему выдержкой и спокойствием. Императрица была сильно взволнована и в слезах. Большинство провожающих плакало. Автомобили тронулись, окруженные конными казаками. На вокзале Императорский поезд не был подан к перрону, так что членам Императорской Семьи пришлось идти пешком по шпалам, что было затруднительно для Императрицы, ходившей с трудом. Наследника несли на руках». [690]

Царская семья навсегда покинула Царское Село 1 августа 1917 г. в 6 часов 10 минут утра на двух поездах. В первом поезде вместе с семьей императора ехало 30 чел., во втором – 18 чел. Всего 48 человек сопровождающих и слуг. В их числе были самые разные люди: старший повар Иван Харитонов, повар 1-го разряда Владимир Кокичев, повар 1-го разряда Дмитрий Верещагин, повар 2-го разряда Георгий Фонарев, поваренок ученик Леонид Седнев, двое кухонных рабочих, девушка баронессы А.В. Гендриковой – Полина Меужанс, писец Александр Кирпичников и др. [691]

Так 1 августа 1917 г. завершился императорский этап жизни Александровского дворца и для него начались новые, подчас очень тяжелые, времена.

Первым из исследователей обратился к истории развития инженерно-хозяйственной инфраструктуры императорских резиденций В.И. Яковлев в своей книге, посвященной Александровскому дворцу. [692]Он подчеркивал, что проектировали, строили и развивали инженерную инфраструктуру по большей части те же архитекторы, о которых столь ярко и подробно пишется в солидных искусствоведческих монографиях. Просто считается, что подробные описания барочных или классицистических интерьеров – дело уместное и достойное, а развитие инженерной инфраструктуры… Ну кому это интересно, что канализационную систему, например, Зимнего дворца проектировал О. Монферран? При этом мы с удовольствием (или интересом) посещаем «технические музеи» – музей связи, железнодорожный, стоматологический и проч.