Виктор Полищук - Лекции по культурологии

Цивилизация – необходимая ступень развития почти у всех обществ, на этой ступени становятся видимыми и получают самостоятельное развитие плоды, или результаты культурной деятельности. Однако принято различать результаты деятельности и саму деятельность, как различал Маркс, к примеру, овеществлённый и живой труд. Да и в частной жизни, в правовой деятельности различают намерения человека и его поступок как результат намерений, который далеко не всегда совпадает с ними.

В эпоху цивилизации внешним, видимым миром культуры ограничивается для человека всё её содержание. Тогда образуется видимость культуры, видимость жизни, видимость самого человека, он превращается в простую оболочку, обёртку для подхваченных где-то мнений, обрывков прочитанных когда-то книг, случайных желаний, влечений и т.п. Человек утрачивает себя как личность. Точнее, он принимает за собственную личность чисто внешние свойства – стиль одежды, манеру поведения, характер общения, круг знакомств, которые определяются цивилизацией. Если в массе своей человек утрачивает представление о себе как о личности или просто не чувствует себя личностью, он утрачивает способность видеть личность и других людях. Образ человека в обществе разрушается, и вместо него появляются роли, профессии, функции. В конечном счёте, это сказывается на состоянии культуры, она тоже обезличивается и теряет своеобразие. Так культура может утратить свою внутреннюю определённость.

Выше мы уже касались вопроса о внешней и внутренней культуре. Вопрос связан с тем, что в культурологии принято различать внешнюю и внутреннюю детерминацию (причинную обусловленность) культуры. Географическая среда, экономика, общественные отношения причинно обусловливают развитие культуры, но существует и внутренняя обусловленность культуры. Общее состояние культуры является своего рода результирующей этих двух факторов. Можно сказать так: цивили- зация – это преобладающее развитие и воздействие внешней предметной культуры на развитие культуры в целом, т.е. и на человека.

Опасность преобладающего воздействия на человека чисто внешних факторов осознаётся не только в условиях цивилизации. Например, бедуины полагают, что душа человека может передвигаться лишь со скоростью верблюда, а если человек передвигается быстрее, он должен остановиться и подождать, чтобы душа догнала его. Поскольку же, считают они, в условиях цивилизации у людей обычно нет времени ждать, люди вынуждены вести бездушное существование. Здесь в иносказательной форме выражена простая мысль: человеку необходимо прилагать какие-то усилия, чтобы в условиях растущего влияния внешней культуры сохранять культуру внутреннюю. Благодаря этим усилиям сохраняется и душа всей культуры, её животворящее начало, которое не может существовать вне или помимо человека.

Если цивилизация – это высокий уровень развития внешней культуры, то тем более высоким должен быть уровень внутренней культуры человека. Его показателем является свобода противостояния человека воздействию на него внешних, поверхностных, модных событий повседневной жизни. Показателем внутренней культуры не служит только обилие знаний или способностей, хотя это, конечно, важно. Действительно, культурный человек многое знает, на многое способен. Гёте как-то откровенно заявлял, что ему никогда не приходилось слышать о таком преступлении, на которое он не чувствовал бы себя способным 9. Но высокая внутренняя культура Гёте заключалась не столько в многообразии способностей (в том числе и способностей на преступления), сколько в умении ограничить себя и развивать себя в направлении собою же поставленной цели. Способность сдерживать себя характеризует внутреннюю культуру человека гораздо больше, чем способность со- вершить какое-то действие. Умение сдержать себя – это умение держаться в собою же определённом направлении, то есть руководить собой.

Внешняя и внутренняя культура не должны противостоять друг другу. Условием их единства является самоопределение человека. Осваивая внешнюю культуру, человек развивает собственную культуру, если при этом сохраняет то, что А.С. Пушкин называл «самостоянье человека». Но важнее не величина освоения внешней культуры, а рост и производство культуры внутренней. При этом освоение культуры становится освоением искусства быть человеком. Ведь культура, в конечном счёте, выступает и отношением человека к самому себе. Её история есть как бы панорама человеческих представлений о себе, о своём предназначении, долге и т.п.

Являясь своеобразным одеянием человека, она характеризует его так же, как и одежда, которую он носит. Французский искусствовед А. Мишо говорил: «Костюм – это концепция, которую носят на себе»,

Всё это так, но определяющее значение имеет то, каким именно видит себя человек в культуре, в качестве кого он себя рассматривает, что считает главным в человеке, а что – второстепенным. Например, в течение десятилетий в советском обществе личность рабочего считалась своеобразной мерой, которой мерялись личности крестьянина или интеллигента. Это явилось следствием идеологии «диктатуры пролетариата», а в широком смысле – идеала индустриального общества. Образ фабрично-заводского человека определил и облик советской культуры, искусства, литературы, где усиленно пропагандировалась и насаждалась так называемая производственная тематика. Этот образ во многом определял и облик городов, где жилые дома часто напоминают заводские корпуса. По мерке этого образа сформировалась и пресловутая административно-командная система, суть которой в том, что всем обществом управляют как огромным заводом или фабрикой.

Следовательно, хотя культура в целом ориентируется на человека, значение имеет то представление о нём, или её содержание, которое питает рост культуры на определённом этапе.

На ранних стадиях, когда человек ещё не осознал себя как что-то особенное, все его представления о себе исчерпывались его природностью, его отношением к Матери-природе. Соответственно и культура была культом природы. Это выражалось в жертвенном отношении к ней, которым человек старался искупить невольно наносимый ей ущерб. Раннее мировоззрение было языческим, и человек в простом названии, или «имени», природных явлений видел их смысл и душу. На каждое из этих явлений он смотрел как на человека. «Все – люди, только рубашка другая», – говорил Дерсу Узала, герой одноименного романа В.К. Арсеньева.