Коллектив авторов - Сингулярность. Образы «постчеловечества» (сборник)

Но все это – полбеды. Настоящая беда начинается, когда на основе этих заблуждений выстраиваются концепции и стратегии. Подзабытые пленительные образы взывают к нам из глубин памяти, затмевая даже здравый смысл. А если здравый смысл все же приходится включить, то мы инстинктивно пытаемся по-новому переложить детали этих образов на умозрительных полочках, надеясь модернизировать устаревшие идеи. Поэтому, кстати, так популярно «фанфикерство» – создание вольных продолжений классических текстов: «фанфики» не только расширяют виртуальное пространство, которое однажды захватило нас своей оригинальностью, но и позволяют переиграть вымышленные ситуации и конфликты, придав им современное звучание.

Проблема в том, что мы не желаем переступить через эмоции и очистить «дальнюю кладовку» сознания от «старого барахла», а продолжаем воспроизводить ошибки, тешить иллюзии и насаждать стереотипы. Порой это приводит к неожиданным последствиям.

Взять, к примеру, польского писателя-фантаста Станислава Лема. У нас он считается еще и великим мыслителем, философом, футурологом. Правило хорошего тона – цитировать его работы, в том числе фантастические рассказы и парадоксальные суждения. На него периодически ссылаются, когда говорят о перспективах космической экспансии. Получается, что Станислав Лем создал яркий, запоминающийся и, главное, обоснованный с философско-футурологической точки зрения образ будущего , который можно использовать как некий эскиз при долгосрочном планировании. Но так ли это?..

Хотя Станислав Лем получил медицинское образование в Ягеллонском университете (Краков), он не имел самостоятельной практики, отказавшись от диплома и плотно занявшись литературой, которой начал «баловался» еще во время войны. Такому выбору способствовали его общая начитанность и хорошее знание европейских языков.

В начале 1946 года юный Лем дебютировал небольшим романом «Человек с Марса» («Człowiek z Marsa»), написанным под впечатлением от книг Герберта Уэллса. В романе впервые прозвучала одна из главных идей писателя, которую он многократно обыгрывал в последующих произведениях, а именно – тезис, что полноценный контакт между разнопланетными цивилизациями принципиально невозможен. Позднее Лем писал по поводу «Человека с Марса»: «Я <���…> отчасти поражен, что некоторые сюжетные линии и лейтмотивы, которые неоднократно повторяются в моих зрелых работах, сначала появились в виде крохотных, еще не проросших семян уже в том незамысловатом прологе к моей литературе, а значит, и ко всей моей жизни» . [85]

Сделав такое заявление, Станислав Лем не преувеличивал. Проблематике антагонистического контакта он посвятил как свои первые две научно-фантастические книги «Астронавты» («Astronauci», 1951) и «Магелланово Облако» («Obłok Magellana», 1955), так и последнюю – «Фиаско» («Fiasko», 1986). Больше того, чтобы подчеркнуть свою идею на уровне художественного обобщения, он прибег к неожиданному приему – в этих текстах он ни разу не показал инопланетян, с которыми земляне пытаются вступить в контакт; они остаются внешней силой, лишенной персонификации.

Интересно, что после первой публикации «Магелланова Облака», отвечая на вопросы читателей, Лем объяснил свое решение так: «Не хотел! <���…> Не хотел потому, что считаю, что тогда попал бы в так называемую “blague pure”, то есть чистую выдумку и враки. <���…> Если задуматься над тем, откуда можно почерпнуть знания (хотя бы даже самые начальные) о внешнем виде таких существ, то окажется, что их почерпнуть неоткуда. <���…> О существах с другой планеты я не пытался что-либо говорить, кроме того, что они существуют, потому что о них ни наука о развитии общества, ни какая-либо иная область знания ничего сегодня нам сообщить не может. Если бы я захотел эти существа описывать, то пришлось бы полностью положиться на воображение, причем не на восемьдесят или даже не на девяносто, а на все сто процентов – а делать это (по крайней мере всерьез) я не люблю ». [86]Однако позднее Станислав Лем неоднократно и подробно описывал самых причудливых инопланетян: достаточно вспомнить силиконовых ардритов планеты Энтеропия («Podróż czternasta», 1956) или разумный океан планеты Солярис («Solaris», 1961).

Таким образом, почти в самом начале своей литературной карьеры Станислав Лем отказался от принципа научной достоверности в фантастике, который вроде бы недавно вызывающе отстаивал. Но в действительности надлом случился еще раньше – сразу после выхода «Астронавтов».

Первый большой роман в расчете на книжное издание, которое открывало бы молодому литератору путь в Союз писателей, придавая профессиональный статус его деятельности, Станислав Лем написал по прямому заказу. Однажды на отдыхе Лем встретился с варшавским издателем и завел с ним разговор о том, какой должна быть польская фантастика, которая в то время была представлена одиночными текстами. Слово за слово, и Лем взялся сделать роман, который мог бы составить конкуренцию лучшим мировым образчикам того времени. И сделал.

Разумеется, «Астронавты» сразу привлекли внимание критики, от которой молодому автору досталось по полной программе. Станислав Лем в то время был мало искушен и не удержался от полемики с критиками, замечая в ответных опусах, что один критик «ругает роман за то, чего в нем нет, но что, по мнению критика, присутствует (метафизическая этика, образ нашей эпохи как времени “беспорядка”)», другой «ругает за то, чего в романе нет принципиально (не показал жителей Венеры)», хотя «в романе наверняка есть немало ошибок – во всяком случае достаточно для критики, так что для этой цели нет необходимости выходить за рамки текста». [87]И так далее.

С этого момента за творчеством Лема стал внимательно следить инженер Евстахий Бялоборский, автор нескольких научно-популярных книг. В своих посланиях, направляемых в редакции периодических изданий, инженер обвинял фантаста в том, что тот вводит читателей в заблуждение своими псевдонаучными рассказами, где описывает технику, которая в действительности не может быть создана, поскольку противоречит элементарным законам физики. Поначалу на критику явных ошибок (например, «такая ракета, как “Космократор”, не могла бы долететь до Венеры»), Лем отвечал в юмористическом ключе: « До сих пор большинство читателей “Астронавтов” считало, что автор этой книги разрешил все трудности, стоящие на пути осуществления космических полетов при помощи атомной энергии и тем самым стал в ряд самых выдающихся изобретателей мира» . Затем прибег к более хитрой уловке: «Никто не будет пытаться конструировать ракету, основываясь на информации, содержащейся в “Астронавтах”, и тем самым не обречет себя на неприятное разочарование» . А еще чуть погодя опубликовал свой творческий манифест: «От каждого литературного произведения, а значит, и от научно-фантастического, следует требовать обобщенной правды, представления типичных явлений, а не натуралистической копии жизни, использующей адресную книгу, персональную анкету и таблицу логарифмов» . [88]