Юрий Левада - Время перемен. Предмет и позиция исследователя (сборник)

Произошедшие или назревающие на постсоветском пространстве потрясения дают пример различных вариантов организованности и идеологизированности социально-политических перемен и массового участия в них. Во всех случаях совершенные изменения легитимизированы постфактум – парламентскими узаконениями, судебными решениями, всеобщими выборами. На одном полюсе оказывается «оранжевое» движение в Украине, почти предельно цивилизованное, тщательно подготовленное, подчинявшее факторы национального самоутверждения модернизационным ориентирам; на другом – переворот в Киргизии, где смена власти сопровождалась взрывами массовых страстей, контролируемых на традиционных или групповых уровнях.

Российское политическое руководство, за последние 14 лет не сумевшее и не пытавшееся всерьез стать лидером назревших прогрессивных перемен на постсоветской территории, в последнее время прилагает усилия для спасения даже наиболее одиозных и репрессивных режимов от «оранжевой» опасности. Такая позиция, несомненно, усиливает «антимосковские» компоненты в оппозиционных движениях. Но сегодня Россия не решается и не способна выступать в роли «жандарма» на постсоветском пространстве (каким был бывший СССР в бывшем соцлагере).

Принципиальное отличие сегодняшнего положения России от предкризисного состояния Украины, Грузии, Киргизии и др. – в отсутствии поляризации, слабости центров и авторитетов оппозиции, что делает нереальной, по крайней мере в ближней перспективе, «протестную» национально-политическую мобилизацию общества. Пока «оранжевая» символика остается атрибутом различных протестных выступлений, особенно молодежных. Более существенный показатель влияния соседних потрясений на российскую политическую поверхность – раздражение и даже панический, отчасти искусственно нагнетаемый страх российской политической верхушки и ее политтехнологической обслуги перед «оранжевой» опасностью. Вряд ли власти решились бы столь быстро уступить социальным протестам начала 2005 г., если бы не опасались политизации массового недовольства.

В российском общественном мнении комплексы постимперского сознания изживаются медленно. В ноябре 2005 г. (N = 1600 человек) 81 % опрошенных полагал, что русские, украинцы и белорусы – это «три ветви одного народа», а почти две трети (63 % против 32 %) не считали Украину «заграницей». Это значит, что направленная работа всей батареи главных отечественных СМИ находит довольно благодатную массовую почву. Полученные плоды, правда, не совсем соответствуют использованным семенам, так как доверие к СМИ в данном случае невысоко. То, что украинские события в российских медиа освещаются «объективно и добросовестно», полагают всего 17 %, что это делается «предвзято и необъективно» – 24 %, «скупо и непонятно» – еще 40 %. Отсюда и невнятность суждений.

События конца 2004 г. в Украине как «борьбу за власть между различными группами политиков и олигархов» оценивают более половины респондентов (54 %), как «заговор, организованный политиками и спецслужбами западных стран», – 18 %, но как «массовое возмущение, направленное против коррумпированной власти, нечестных выборов» – еще реже (15 %). Эти перемены принесли самой Украине «больше плохого», считают 55 % опрошенных, а что пострадали отношения между Россией и Украиной – 57 %. Современные векторы украинской жизни в ноябре 2005 г. представляются так: постепенное сближение с Россией отмечают всего 10 % респондентов, сближение со странами Запада – 49 %, нарастание «хаоса, беспорядка» – 27 %.

По данным опроса, проведенного в июле 2005 г., лишь 23 % респондентов полагали, что Россия должна поддерживать демократические силы и прогрессивные перемены в странах СНГ, но еще реже (14 %) высказывалось предложение «стремиться сохранить у власти нынешних лидеров, какими бы они ни были, если они выражают лояльность России» (нетрудно заметить, что именно этот вариант, кстати разделяемый преимущественно в старших возрастных группах и среди коммунистического электората, наиболее близок к официальной линии). Чаще всего (55 %) упоминалась формула нынешнего изоляционизма – «соблюдать собственные экономические и политические интересы и не вмешиваться в дела соседей». Еще 30 % напоминали о противодействии опасному влиянию зарубежных стран (США, Китая, Турции и др.) на постсоветские государства. (Поскольку отвечавшие могли указать более одного варианта мнений, сумма ответов превышает 100 %.)

При оценках украинских перемен в общественном мнении как в Украине, так и в России на первом плане сейчас часто оказываются слабости и неудачи движения, конфликты в верхах, массовые разочарования и иные спутники любого крутого общественного поворота, особенно заметные в его революционных вариантах, при слабости институциональных механизмов и гипертрофированной роли социально-психологических, групповых, личностных факторов. Но за «деревьями» нельзя терять из виду «лес», то есть сам сложный процесс общественных перемен, значение которых далеко выходит за национально-государственные рамки. То, что на инертно-послушном общественном фоне, доминирующем на постимперских просторах, стала возможной массовая политическая мобилизация, способная стать фактором необратимых перемен, дает богатую пищу для изучения, а в какой-то перспективе, возможно, и поучительный пример.

Трудно указать сферу общественной жизни, которая в массовом сознании столь плотно была бы «заселена» иллюзорными, фантомными конструкциями и персонажами, как политическая, при том что политические, точнее считающиеся таковыми, факторы прямо или косвенно пронизывают разные стороны жизни людей в современном российском обществе. Процесс отделения государства от общества, произошедший в странах европейского типа еще в XIX в. и обеспечивший юридические контуры современных правовых государств, в России остается проблемой будущего. Поэтому ни общественное мнение («гражданское общество»?), ни государство (институты – учреждения) не способны рассматривать друг друга «со стороны». Кроме того, собственный практический опыт «массового» человека менее всего пригоден для реалистического представления государственно-политических феноменов. Поэтому с подачи массмедиа и направленной политрекламы (PR) «зеркало» общественного мнения отображает на матрице привычных стереотипов скорее наведенные иллюзии и разочарования, связанные с определенными событиями и персонажами, чем оценки реальных действий (и в еще меньшей степени – институтов).

Некоторые стороны подобных трансформаций показывают результаты недавнего массового исследования [481]. В статье использованы также данные других опросов (ссылки на них оговариваются особо).