Ю. Андреев - Поэзия мифа и проза истории

Основывая свои предположения на свидетельствах очевидцев, наблюдавших последствия извержения Кракатоа, Маринатос нарисовал в своем воображении картину грандиозного стихийного бедствия, пережитого Критом и другими соседними с ним островами Южной Эгеиды. Археологически зафиксированные разрушения почти всех сколько-нибудь значительных населенных пунктов острова (Маринатос полагал, что все они произошли в одно и то же время, которое он отнес, основываясь на находках керамики в слоях, сохранивших следы катастрофы, к рубежу XVI–XV веков до н. э.) могли быть вызваны, в понимании греческого археолога, действием трех основных факторов: гигантских приливных волн (цунами), обрушившихся на северное и восточное побережья Крита, сметая все на своем пути; землетрясений большой силы, которые могли либо предшествовать извержению вулкана, либо следовать за ним; пожаров, которые обычно сопутствуют землетрясениям и могли охватить в момент катастрофы многие критские поселения, в строительстве которых наряду с мелкими камнями и кирпичом-сырцом широко использовались также разнообразные деревянные конструкции [54] Некоторые последователи Маринатоса добавляют к этим трем факторам еще один, как они считают, наиболее важный: выпадение больших масс вулканического пепла, покрывшего плотным слоем землю острова, что должно было на долгое время сделать значительную часть его территории непригодной для жизни и привело к массовому оттоку населения в другие более безопасные места. .

В своих более поздних работах, опубликованных уже в послевоенное время, Маринатос, возвращаясь к столь занимавшему его вопросу о причинах упадка, а затем и полного отмирания минойской цивилизации, сослался на некоторые греческие мифы, в которых, по его мнению, могла так или иначе отразиться санторинская катастрофа. В число этих мифов был включен и платоновский миф об Атлантиде, которую греческий археолог так же, как задолго до него Фрост, прямо отождествил с Критом. Однако в течение долгого времени все эти идеи Маринатоса были известны лишь узкому кругу специалистов-археологов, из которых одни соглашались с его гипотезой, другие же напрочь отвергали ее. Понадобилась новая археологическая сенсация для того, чтобы эта гипотеза приобрела поистине массовую популярность и в нее поверили так же, как в свое время в «открытую» Шлиманом Трою.

Такой сенсацией в 60-70-х годах стали раскопки экспедиции греческих археологов, которой руководил все тот же Маринатос на самом Санторине. За восемь полевых сезонов-с 1967 по 1974 год — им удалось с помощью сложной системы шахт и тоннелей, проложенных в толще вулканического пепла, открыть близ местечка Акротири в южной части острова Фера — самого большого из островов Санторинского архипелага — целый жилой квартал, состоящий из вместительных двух- и трехэтажных домов с фасадами, облицованными каменными плитами. По всей видимости, это была лишь часть крупного поселения, погребенного под напластованиями вулканического пепла и пемзы. Многие дома, вероятно, обрушились в море в момент взрыва вулкана, расколовшего края его кратера, на склонах которого и размещалось открытое греческими археологами поселение. Но даже и по сохранившимся остаткам можно представить некогда стоявший здесь многолюдный и процветающий приморский город, напоминающий другие, уже давно известные археологам островные поселения этой части Эгеиды, как, например, Фила копи на острове Мелос, Айя Ирини на Кеосе, Палекастро, Гурния, Като Закро, Маллия на восточном и северном побережьях Крита.

При раскопках Акротири не было найдено сколько-нибудь ценных изделий из золота, серебра и других металлов. В пределах поселения не оказалось также останков людей или животных, погибших во время катастрофы. Очевидно, его обитатели успели уйти сами и унесли с собой то имущество, которым они более всего дорожили, еще до того, как началось извержение вулкана, возможно при первых признаках его пробуждения. Этим Акротири отличается от погибших при аналогичных обстоятельствах римских Помпей, с которыми нередко сравнивают поселение, открытое Маринатосом и его сотрудниками. Унося с собой золото и серебро, уводя скот, жители Акротири не сумели, однако, забрать то, что для работавших здесь археологов оказалось, пожалуй, более важной находкой, чем изделия из драгоценных металлов. Мы имеем в виду изумительную по красоте и тщательности исполнения настенную живопись, украшавшую внутренние помещения практически всех открытых в ходе раскопок домов сохранившейся части поселения. По своим художественным достоинствам эти росписи нисколько не уступают фрескам, задолго до этого открытым во дворцах Кносса, Пилоса, Тиринфа и Микен. Есть среди них и произведения совершенно уникальные по своей художественной и исторической ценности. Во всем эгейском искусстве вряд ли найдется что-либо сравнимое с изумительным живописным фризом, изображающим целую эскадру кораблей, совершающих круиз вдоль побережий и островов Эгейского или, может быть, Средиземного моря [55] Этот фриз. был смонтирован из множества кусочков цветной штукатурки, подобранных на полу в так называемом «доме адмирала». .

За свои замечательные открытия, сделанные во время раскопок на Санторине, Маринатос заплатил собственной жизнью — он погиб в результате несчастного случая на одном из раскопов. Однако эти же открытия обессмертили имя выдающегося археолога, поставив его в один ряд с именами признанных корифеев эгейской археологии Шлимана, Эванса, Блегена. Огромная научная значимость археологического материала, найденного на Санторине, не подлежит никаким сомнениям. Но что дает этот материал для понимания платоновского мифа об Атлантиде?

Совершенно очевидно, что такое грандиозное стихийное бедствие, как извержение Санторинского вулкана, происходившее в центре одного из самых густонаселенных районов Древнего мира, не могло остаться незамеченным. Его должны были наблюдать и так или иначе испытать на себе сотни тысяч людей, проживавших не только в ближайших окрестностях Санторина — на островах и побережьях Эгейского моря, — но и далеко за пределами этого водного бассейна, по всему Восточному, а может быть, и Западному Средиземноморью. Такое событие не могло не запечатлеться на долгие времена в памяти потомства. Рассказы о нем должны были передаваться от отцов к сыновьям, от дедов к внукам и правнукам, и так на протяжении многих поколений. А между тем, как это ни странно, ни одного прямого свидетельства о санторинской катастрофе до нас не дошло.

В этой затруднительной ситуации, разумеется, можно было бы сослаться на то, что население Греции и островов Эгеиды в то время, когда происходила эта катастрофа, еще стояло на довольно низком уровне культурного развития и в силу этого не умело фиксировать важнейшие природные явления и исторические события иначе, как в форме фантастических сказаний и мифов. У него еще не было ни настоящей письменности (иероглифическое и слоговое письмо существовало в этот период только на Крите, но он как раз, если следовать гипотезе Маринатоса, особенно сильно пострадал от последствий извержения вулкана), ни сколько-нибудь разработанной системы летосчисления. Что же касается более развитых в культурном отношении стран Восточного Средиземноморья, таких, как Хеттское царство в Малой Азии, Сирия и, наконец, Египет, то их обитатели, видимо, просто не отдавали себе ясного отчета в том, что было причиной обрушившихся на них бедствий, просто вследствие своей географической удаленности от мест, в которых происходили наиболее важные события.