Яков Берлин - Дикари, их быт и нравы

И когда приходил к дикарям тароватый белый торговец со своими товарищами, — он нес им новую гибель. Торговец путешествовал так далеко не зря; он знал, что доверчивого и простодушного дикаря легко провести, и что беззастенчивому человеку тут раздолье: он разбогатеет среди нищих дикарей скорее, чем среди своих более достаточных соплеменников. Везет такой торговец в дикие страны разный европейский товар, выбирая качеством похуже — везет он хлеб, муку, пестрый ситец, бусы и разные побрякушки, сахар и крепкие напитки. С тех пор, как у дикарей завелись сношения с белыми, они пристрастились к подобному товару и испытывают в нем настоящую потребность.

Про сибирских чукчей рассказывают: «Водку они так любят, что если случится пролить ее на пол, то они бросаются и вылизывают ее. Они и целуются друг с другом в том лишь случае, если один пил водку, а другим это не удалось: таким образом не пившие удостаиваются благодати. А у остяка русские торговцы развили такой вкус к хлебу, что без него он никак уже не может обойтись».

Знает торговец, как нужен дикарю его товар, и ломит с этого нищего человека неслыханные цены. За пуд хлеба русские торговцы брали с остяка в четыре раза дороже против действительной стоимости. И простодушный дикарь, не знавший еще ничему настоящей цены, входил с хитрым и беззастенчивым торговцем во всякую невыгодную сделку и отдавал драгоценную пушнину за какой-нибудь низкопробный товар. Умел торговец, когда нужно, и опоить дикарей крепкой водкой, чтобы затем без всякого труда обирать их в таком одурманенном состоянии. Понемногу дикарь становится неоплатным должником белого торговца и попадает к нему в вечную кабалу. Сколько бы дикарь ни выплачивал долга беззастенчивому торговцу, — тот всегда будет насчитывать еще за ним остаток.

Случилось, например, что во время перехода чукча раздавил сумку с «круглой русской едой», то есть, с сушками, которые доверил ему для продажи русский купец. Несчастный инородец отдал все, что имел, чтобы возместить причиненные убытки. Но этого оказалось недостаточно, и русский купец записал за дикарем долг. Каждый год затем инородец выплачивал долг лисицами, и, когда прошло восемь лет, за ним все еще числилось 150 рублей долгу.

Так губит, без оружия и яда, белый человек простодушного дикаря. Все, что было у этого бедного человека ценного, он забирает себе, а взамен наделяет его еще новыми потребностями, которых дикарь до его знакомства с европейцем совсем не ведал. И дикарь впервые тогда узнает, что такое недостаток и бедность, и начинает тяготиться своим существованием.

«Теперь на всем Енисее, — рассказывает один писатель, — у остяков уже нет оленей, — их былой жизненной опоры. Русский торговец увел их всех. Нет оленей, — нет и прежнего довольного своей жизнью остяка: остался один жалкий нищий, с ненавистью влачащий свое тягостное подневольное существование… Нет у остяка оленей, — нет у него, значит, и оленьих кож, чтобы сшить себе из них одежду и прикрыть ими свой чум. Остяк теперь одет уже не в национальный свой меховой костюм, а в рубище, полученное от закабалившего его русского торговца. Зимой и летом он ютится в ветхом берестяном чуме; прежняя теплая меховая юрта давно перешла в руки русского».

Белый торговец не только обирает и разоряет дикаря: привозя в его страну всякие товары, сработанные на европейских фабриках и заводах, он убивает местную промышленность. Дикарь забрасывает свои каменные орудия и пользуется готовыми железными, завезенными в его страны европейцем. Он выменивает за высокую цену дрянные европейские ткани, переставая заниматься выделкой своих, подчас прекрасных, материй.

Итак, дикарь все больше привыкает пользоваться товарами белого и забывает свои прежние искусства. Как святыню, бережет он художественные произведения своих предков и приписывает им божественное происхождение; ибо сам он уже не в состоянии сработать нечто подобное. Белый, с его бесконечным запасом разнообразных товаров, изготовляемых так быстро при помощи машин, задавил ручную мешкотную работу дикаря и лишил его прежней самодеятельности.

Все взял белый у дикаря: взял землю, взял всякое богатство, взял свободу, взял независимость, взял довольство своей судьбой. И древнюю веру предков, которая существовала среди дикарей, белый тоже не оставил. Он смеялся над их детскими представлениями, над их святынями, над их божками. Он говорил им о своей «вере» и о своем «боге». Дикари качали головами и говорили: «Братья, вы захватили всю нашу страну. Но этого вам еще мало: вы хотите отнять у нас нашу веру и навязать нам свою. Иначе вы называете нас погибшими. Но как же нам узнать, что вы говорите правду? Ведь белые столько раз нас обманывали!».

Так отвечали дикари на проповедь белых. Они отказывались принимать «веру» европейцев, которая была для них менее понятной, чем своя. Но и в своих собственных верованиях они поколебались с тех пор, как столько бед стало валиться на них. Почему же их боги не помогают им в несчастьи? Стоит ли им после этого служить? Существуют ли они? Много таких сомнений теснится в голове выбитого из своей обычной колеи дикаря: он не в силах их разрешить и не может от них отказаться. Так белый отнял у дикаря и его душевный покой.

И от всех этих несказанных бед, которые, словно злые колдуны, насылают на него непрошенные пришельцы, дикарь приходит в большое уныние. Жизнь перестает быть для него легкой и приятной, как прежде. Он видит силу и могущество белых, чувствует постоянно их презрение к себе, теряет веру в свои силы и былую гордость своим племенем; видит неотвратимую гибель, которая грозит ему в будущем.

С невольной покорностью своей горькой участи маори на Новой Зеландии говорили про «пакегов», то-есть белых: «Их клевер убил наш папоротник, их собака — нашу собаку, их крыса. — нашу крысу: так и сами пакеги будут постепенно оттеснять и уничтожать наш народ».

От своего белого врага дикарь не видит никакого спасения. С тех нор, как белые завладели его страной и стали по-своему устраивать ее жизнь, — он чувствует себя как будто уже не дома — оторванным от родины и привычного быта. Им овладевает безысходная тоска и отчаянье. Зачем ему жить, если у него отняты все радости жизни? И вечный весельчак, не умевший долго печалиться и горевать, дикарь ищет теперь смерти как спасения.

Австралийцы, после захвата их земель белыми поселенцами, убивали своих детей, говоря: «Зачем жить нашему племени, если у нас отняты земли?». Угнетенные и разоренные испанцами, обитатели Марианских островов прибегали целыми тысячами к самоубийству. Так и порабощенные антильские островитяне умерщвляли себя по уговору целыми общинами, вдыхая пары ядовитых растений или кончая жизнь удавлением…