Сергей Капков - Эти разные, разные лица (30 историй жизни известных и неизвестных актеров)

– Вы легко поступили?

– О, это целая история. Мне было очень страшно, потому что вокруг меня ходило безумное количество очаровательных девушек, в чудесных платьях, с волшебными прическами... Я, конечно, выглядела ужасно на их фоне, как гадкий утенок, в платье с заплаткой. Бедной была, и еще от этого чувствовала себя крайне неловко. Короче говоря, болталась-болталась, а потом увидела, что все начали подслушивать, как проходит экзамен, хотя председатель приемной комиссии Скрябин запретил это делать. И как так получилось, что я оказалась у самых дверей? Увлеклась. И вдруг поднимаю глаза – а передо мной стоит сам Скрябин. И больше никого вокруг. «Вы что здесь делаете?» – «Я подслушиваю...» Боже мой! Как он закричит: «Вон отсюда! Вон! Чтобы вас здесь не было! Нам не нужны такие!..» Я помню, такой был ужас, такое горе! Я вышла на улицу, пришла домой, мама, посмотрев на меня, решила, что я провалилась и только на утро решила все у меня выяснить. «Мама, так и так» – все ей рассказала. «Да ты что, так просто отказалась от всего? Немедленно возвращайся туда! Немедленно! Вот когда ты завалишься, тогда можешь плакать...»

– И вы решились?

– Да. Превозмогая дикий страх я оказалась-таки перед комиссией. За столом сидят народные артисты, среди которых я сразу узнала Блинникова. Жара была утомительная, они все так устали. Смотрю – Скрябин что-то нашептывает рядом сидящим, явно на меня жалуется. «Что вы будете читать?» – «Ворону и Лисицу» – дрожащим голосом сказала я и услышала тяжкий вздох всей комиссии – они, наверное, так от этой басни устали, что слышать больше не могли. Но это меня и спасло. Я вдруг так рассердилась, я так разозлилась: «Сидите тут, на все вам наплевать! Вы уже все артисты, на сцене играете, в кино снимаетесь, а я!..» Вот, примерно, с такими мыслями я и грянула: «Вороне где-то Бог послал кусочек сыра...» Не знаю, как я выглядела со стороны, но все члены комиссии вдруг проснулись, с любопытством стали меня рассматривать, переговариваться, а потом и хохотать. Это был такой успех – наверное, первый и последний в моей жизни. Я вдохновилась. «А еще что почитаете?» Думаю, надо как-то понеожиданнее... Не стала объявлять Чехова, а прямо сразу повернулась к Блинникову и начала: «Ах ты, лысая образина!..» Блинников захохотал и даже стал подыгрывать. Вот так я выступила.

А потом стали вызывать по одному всех этих девочек-мальчиков, я уже совсем зачахла, и вдруг попросили зайти меня. «Мы тебя принимаем в Школу-студию МХАТа». Какое это было счастье!

– Вот уж, наверное, чего никак не ожидали ваши «соперницы»!

– Но самое невероятное, что в итоге взяли только пятерых мальчишек и меня. Из всего Ленинграда! Все отвергнутые девушки изучали меня самым тщательным образом – какого черта ее взяли?! Такую замухрышку!

Это были счастливейшие годы моей жизни! Как было здорово учиться у блистательных мхатовских мастеров! Как было весело и интересно. С этого дня началась совсем другая жизнь, потому что до этого были сплошные несчастья, блокада, отец ушел, бедность. Началась другая полоса. И до сих пор – тьфу-тьфу-тьфу! – она продолжается. У меня чудесный муж. Если бы вы с ним познакомились, то влюбились бы сразу. Так что и Крейлис принес мне счастье.

– Вы понимаете, что волей-неволей вы смешите людей, что вы яркая комедийная актриса, причем с детства? Ваша судьба – всегда смешить.

– Я совершенно с вами согласна. Это, действительно, судьба. Помню, маленькая была, собралась на каток и надела на себя юбку старшей сестры. А когда привязывала коньки, попой повернулась к печурке и, конечно же, юбку прожгла. Да не заметила. И вот катаюсь, а все на меня обращают внимание, да еще и сзади целая ватага пристроилась. «Вот ведь, – думаю, – какая я красивая, талантливая! Все мною любуются...» И вдруг слышу: «Эй, у тебя на заднице дыра!»

– И часто вы попадаете в такие комические ситуации?

– Ой, постоянно. На экзамене по сценографии мы должны были исполнять танцы разных народов. При этом костюмы между выходами надо было менять быстро-быстро, чтобы не утомлять комиссию и зрителей. Помню, перед казахским танцем я скинула юбку, надела тюбетейку с пером и понеслась на сцену. Вышло нас шесть девушек – а в зале хохот. Мы и рады: вот как нас принимают! Садимся в кружок и начинаем якобы «молотить рожь»... И тут я замечаю, что вокруг всех девушек образовались красочные круги из юбок, а вокруг меня – нет. О ужас! Я забыла надеть юбку! Весь зал замер: «Сейчас она с позором убежит». Но я это просекла и гордо «домолотила рожь» до конца.

Почему-то бытует мнение, что все комики – мрачные люди в жизни. Я совершенно не такая. Я очень люблю смешить. На тех же застольях я лезу везде, меня не унять. Очень люблю смеяться – видите какие у меня глубокие морщины около рта? Это от хохота. Я и людей таких же люблю.

– Будучи студенткой вы тоже смешили окружающих?

– Вот тут все оказалось сложнее. Я еще не успела приехать в Москву, как уже поползли слухи, что взяли какую-то невероятно смешную студентку. Говорят, из Ленинграда даже телеграмма пришла: «Везем жемчужину смеха». И все ждали от меня чего-то необыкновенного, что я войду и все упадут. А меня, как человека эмоционального – что со мной тогда случилось, не знаю – в тот период взволновала тема войны. Почему? То ли фильм какой посмотрела, то ли книгу прочла, то ли была потрясена стихотворением Симонова «Убей его», но сейчас я вспоминаю об этом с ужасом. Когда меня попросили что-нибудь прочесть и заранее стали улыбаться, я вдруг встала и начала: «Если дорог тебе твой дом, где ты русским выкормлен был...» И потом как закричу: «Убей его!» Все обалдели. «Ничего себе – комедийная артистка!»

Но в целом первый курс прошел замечательно. На экзамене мы делали очень смешной этюд с Петей Фоменко – он давал мне деньги в долг, а потом приходил их требовать обратно. Хохотали! На экзамене по манерам я изображала великую певицу, а он профессора, и мы должны были показать, как эти люди должны садиться, как ходить, как есть. Петя был тогда безумно смешным молодым человеком. А где-то на втором курсе меня спросили: «Что ты хочешь играть на экзамене?» Куда меня тогда тянуло – не знаю. Можно сказать, я всю карьеру себе испортила. «Я хочу сыграть мать семейства! Благородную женщину!..» И мне дали что-то из Шолохова. Я напудрила себе голову, чтобы казаться седой, и рыдала-плакала над каким-то трупом. Конечно, кроме хохота, не вызвала никаких эмоций. На одном из самых последних экзаменов я снова играла мамашу – на этот раз Бальзаминову. Так что я в Школе-студии МХАТа не раскрылась как актриса. Все время играла что-то скучное, а не то, что даровано мне Богом, – не гротеск и не каскад. Да и сейчас я не раскрыта. Могла бы стать хорошей клоунессой, но уже поздно. В театре я работаю прекрасном, очень его люблю, люблю все свои роли, но я все равно не на своем месте. Мне бы в Театр сатиры, в Театр комедии.