Милослав Стингл - По незнакомой Микронезии

Вернемся, однако, к экспедиции «Адмирала Сенявина». Как я мог убедиться, на Понапе до сих пор помнят Литке и его шлюп. Славяне и сейчас бывают на островах Сенявина. Когда я удобно устроился в кресле самолета «Микронезиен Эйрлайнз», который должен был перенести меня с Понапе на следующий каролинский остров, ко мне обратился мужчина средних лет. Он оказался американцем из Колорадо, врачом окружной больницы.

– Вы англичанин? – спросил он меня.

– Нет, чех.

– Чех – это как русский?

– Да, чехи и русские – славяне.

– И вы говорите по-русски?

– Конечно.

– О, сэр. Как жаль, что мы этого не знали. Вчера советский корабль, проходящий мимо Понапе, оставил в больнице одного члена своего экипажа. Положение у него довольно серьезное. К тому же он не говорит по-английски, а мы – по-русски. Если бы мы познакомились раньше!

Я тоже пожалел об этом, я бы с удовольствием поговорил с русским моряком, особенно здесь, в Микронезии, на Понапе.

На далеком острове Сенявина волею судеб оказались и ирландец О’Коннелл, и экипаж шлюпа «Адмирал Сенявин», и даже мой земляк из Чехословакии. На Каролинских островах – а точнее, на Понапе – жил человек с моей родины и здесь же был похоронен. Я посетил его могилу и возложил на нее цветы. Наверняка я оказался первым из земляков, принесшим привет своему покойному соотечественнику.

Могилу я нашел с трудом. На надгробном камне можно было разобрать имя – Франтишек Вашут. Позже местные жители рассказали мне о Франтишеке. Оказывается, он жил на острове с конца 30-х годов. Домик его находился где-то на окраине Колонии. Женился Франтишек на островитянке и вдвоем они держали небольшую лавку, которая, однако, не приносила большого достатка.

В Чехословакию мой земляк так и не вернулся. Умер он в 1967 году. К сожалению, я не узнал и, видимо, никогда уже не узнаю, что заставило Вашута покинуть родину и, главное, что привело его в эту часть Океании.

В другой могиле, которую я искал на Понапе, покоится поляк. Если Вашут был моим первым и единственным на Каролинских островах земляком, то польский микронезиец, бесспорно, мой первый коллега на Каролинах и во всей Микронезии. Могила Вашута, видимо, никогда никого не интересовала, а вот надгробие поляку было установлено по решению «мемориального» комитета, в который входили самые известные этнографы своего времени – профессор Бастиан Бушен, Ратцель, Лушан, Волкенс и многие другие. Комитет считал необходимым воздать должное замечательному исследователю (кстати, он никогда не изучал этнографии) Микронезии поляку Яну Станиславу Кубари, автору первых работ о Понапе и других Каролинских островах, мимо которых и сегодня, спустя почти сто лет, не может пройти никто, стремящийся познать культуру обитателей позабытой Микронезии.

Я вглядываюсь в бронзовый барельеф: пышные бакенбарды, высокий лоб, строгий, профессорский взгляд. Внизу надпись: «Джон Станислаус Кубари. 13 ноября 1846 – 9 октября 1896».

За этими скупыми цифрами судьба одного из самых удивительных людей, чья жизнь была полна отваги и удивительных приключений.

Отец Кубари был по происхождению венгром, хотя почти всю жизнь жил в Варшаве. Здесь же родился и его сын Ян Станислав. Еще очень молодым Кубари, горячий патриот своей родины, участвовал в польском освободительном восстании 1863 года, которое было подавлено. После этого Ян Станислав вынужден был бежать за границу. Позже на короткое время он вернулся в Польшу, чтобы потом уже окончательно покинуть родину. Кубари пешком отправился в Берлин. Там он устроился в столярную мастерскую. Затем перебрался в Лондон и работал там каменщиком. Вновь возвратился в Германию, в Гамбург, и опять стал столяром.

Гамбург был не только центром ремесел, но и крупнейшим портом. Сюда приходили корабли из разных стран. Здесь основывались многочисленные фирмы и компании, которые вели оживленную торговлю. Среди них была фирма, сильно отличающаяся от обычных капиталистических предприятий. Когда-нибудь я расскажу о ней более подробно, а сейчас сообщу лишь название – «Иохан Цезар Годфрой VII». Ее владелец увлекался этнографией настолько серьезно, что часть прибыли от своей широкой коммерческой деятельности («Годфрой» была самой крупной зарубежной немецкой торговой фирмой) потратил на создание первого в мире этнографического музея, в основном посвященного Микронезии. Любопытно, что этот музей он разместил на нескольких этажах главного штаба своего торгового предприятия, расположенного на гамбургской улице Альте Вандрам!

В те времена казалось довольно странным, что предприниматель выбрасывает деньги на такую «странную науку», как этнография. Тратить золото на исследование позабытой Океании – это действительно уж ни на что не похоже!

Случайно в столярной мастерской с молодым польским рабочим познакомился директор музея доктор Шмельц. Он обратил внимание на природный ум Кубари и поразительную способность к изучению иностранных языков. Шмельц рассказал о молодом поляке своему хозяину, и вскоре тот предложил ему работу. Но не в Гамбурге, а на другом конце света – в Микронезии. И Кубари, живший невдалеке от родины и так тосковавший по ней, вдруг принял это предложение. Через несколько недель он сел на «Вандрам», на флаге которого был изображен белый сокол на голубом поле – символ могущественной фирмы и ее международных операций, и отправился в неизвестные Южные моря. На борту корабля он написал грустную поэму – письмо в стихах, адресованное матери. Это была исповедь изгнанника, его завещание всем, кто остался на родине.

Владелец флага с белым соколом распорядился, чтобы молодой поляк в первую очередь исследовал Понапе, а затем и другие Каролинские острова. Однако «Вандрам» закончил свое плавание на Самоа – в главном центре торговых операций «Годфрой» в Полинезии. Здесь же началась деятельность и Яна Станислава. Он остался на острове Савайи, в семье американского миссионера Пратта. Молоденькая островитянка Нола помогла ему не только изучить местный язык, но и проникнуть в духовный мир жителей Южных морей.

Лишь на следующий год Кубари покинул гостеприимные острова Самоа и отправился на корабле, принадлежавшем также «Годфрой», на север Океании, в Микронезию. Его спутницей в этом долгом путешествии стала Нола. Наконец они прибыли на атолл Эбон, самый южный осколок Маршалловых островов. Кубари все еще никак не мог добраться до Понапе, куда его отправил гамбургский предприниматель более полутора лет назад. Однако он все же попал в Микронезию, куда заходили суда не чаще одного раза в несколько лет. Кубари начал собирать материалы для гамбургского музея этнографии здесь, на атолле Эбон, а не на Понапе.