Сергей Мельгунов - Мартовскіе дни 1917 года

Так, очевидно, слѣдует понимать, напр., постановленія о поддержкѣ Думы, которыя выносились на волостных сходах Клинскаго у., Московской губ. в первой половинѣ марта.

Среди них был Бубликов, как видно из воспоминаній послѣдняго — он был сторонник созыва демократизированной Гос. Думы. Милюков на страницах своей «Исторіи» добавляет, что «сама Дума (?), за исключеніем предсѣдателя и немногих членов, не вела свои полномочія от избранія 1912 г., а только от своей роли во время революціи». Что касается «самой Думы», то о ней не приходится говорить, ибо ея не было, но в отношеніи «частных совѣщаній» нѣкоторых членов Думы утвержденіе историка правильно лишь для характеристики положенія первых дней. Дальше позиція, как мы увидим, существенно видоизмѣнилась, включая и позицію самого Милюкова.

Исторія этого документа, опубликованнаго Сторожевым, такова. Черновик «Журнала Совѣта Министров 2-го» был найден в портфелѣ б. мин. ин. д. (т. е. Милюкова) с помѣткой «В. Н.» (конечно, Набокова, приглашеннаго на пост управляющаго дѣлами правительства и с 5-го марта присутствовавшаго уже на засѣданіях): «Мнѣ представлен предлагаемый первый журнал засѣданія Вр. Пр., составленный секретарем Гос. Думы. Он, по моему, никуда не годится, но так как я не присутствовал, то могу его исправить только, если мнѣ указана будет канва и сущность мнѣній». В воспоминаніях Набоков разсказывает, что с Милюковым было условлено, что он возьмет эту запись и возстановит по памяти ход и рѣшенія перваго «чрезвычайно важнаго» засѣданія Врем. Прав., в котором оно устанавливало основныя начала своей власти и своей политики. За два мѣсяца своего пребыванія к составѣ Врем. Прав, работы этой Милюков не выполнил — указывает Набоков: «Так и осталась запись неиспользованной — кажется, он и не вернул ея. Этим объясняется, что журналы (печатные) засѣданій Врем. Прав, начинаются с № 2». Сторожев почему-то называет этот черновик «апокрифическим». Апокрифична лишь дата, указывающая, вѣроятно, на то, что это не протокол в точном смыслѣ слова, а позднѣйшая запись, воспроизведенная по памяти временно завѣдующим канцеляріей Врем. Прав. Глинкой. В связи с обсужденіем роли Гос. Думы на засѣданіи «Совѣта Министров» 4-го и говорили о непримѣнимости, ст. 87.

Раньше, на частном совѣщаніи членов Думы 18 іюня, то же самое говорил Родичев: «правительство нас игнорировало».

Не знаю, была ли какая-нибудь офиціальная ассигновка со стороны Правительства. Это вѣроятно, ибо в вѣдѣніе «Государственной Думы», т. е., Временнаго Комитета были переданы, напр., организаціи «Красного Креста». Временный Комитет получал достаточныя пожертвованія для своей деятельности от «буржуазіи» (напр., в мартѣ один Совѣт Сиб. Ком. Банка предоставил в распоряженіе предсѣдателя Гос. Думы милліон рублей, такую же сумму отпустил к «Московскій Банк» —может быть, в газетных свѣдѣніях была неточность, и дѣло шло об асигновках «совѣтом банковских съѣздов»). Но привиллегированное положеніе Времен. Комитета заключалось уже в том, что в его распоряженіи была государственная типографія, что впослѣдствіи вызывало горячія нападки со стороны «революціонной демократіи». Напр., в «Дѣлѣ Народа» (1 сентября) Зензинов негодовал на то, что «на государственный счет» печатаются «в сотнях тысяч экземпляров стенографическіе отчеты частных совѣщаній» членов Гос. Думы с «подробными черносотенными и погромными рѣчами Масленникова и Пуришкевича, гдѣ Николай Романов именуется «законным претендентом на русскій престол»...

См., напр., рапорт командиров 32 дивизіи 9 марта командующему 8 арміей (этот рапорт, напечатанный в приложеніи к работѣ Шляпникова, мы подробно изложили в отдѣлѣ «Трагедія фронта») и письмо офицеров Особой Арміи, помѣщенное в «Красном Архивѣ».

«Заложник демократіи» в Правительствѣ, представитель Совѣта при посѣщеніи Москвы 7 марта предпочел употребить болѣе широкую и неопредѣленную формулу: «по почину народа и Гос. Думы», употребленную в винаверском текстѣ «манифеста» 6 марта.

Впослѣдствіи в общей деклараціи от демократіи, прочитанной Чхеидзе в Гос. Совѣщаніи в Москвѣ, также говорилось, что совѣты с самаго начала ставили себѣ цѣлью объединить всѣ живыя силы страны.

Лишь иностранец мог связать «совѣтскую систему» с традиціонным «русским міром» и «общиной», как это сдѣлал, напримѣр, в своих показаніях перед «Овермэнской комиссіей» Сената Соед. Шт. (1919 г.) большевизанствующій бывшій в Россіи в дни революціи представитель американской краснокрестной организаціи Робинс. Болѣе удивительно, что такую параллель провел серьезный политическій дѣятель и знающій Россію проф. Масарик. И еще болѣе удивительно, что к ней присоединился русскій военный историк Головин, не представляющій себѣ в сущности иностранное (синдикалистическое) происхожденіе большевицкой концепціи. Можно найти при желаніи нѣчто от «Руссо» в совѣтской системѣ, как это сдѣлал Бенеш, преемник Масарика на президентском посту (статья в «Волѣ Россія», ном. 18, 1924), но очень уже трудно будет установить преемственность между мыслями, которыя внушал Распутин имп. А. Ф. о непосредственной связи власти и народа и теоріей, осуществленной «в первые дни революціи», — эту преемственность нашел извѣстный англійскій журналист Вильтон.

Совѣт на первых порах был несомнѣнно «правѣе» Исполн. Комитета и, по признанію Станкевича, от него «всего можно было добиться, если только упорно настаивать».

В качествѣ исторіка-мемуариста Керенскій усиленно подчеркивает, что ни одно дѣйствіе Совѣта не носило характера правительственнаго акта, исходящаго от центральной власти. Внѣшность, конечно, имѣла второстепенное значеніе.

Врангель приводит это в доказательство того, что правительство не сумѣло опереться на предлагаемую ему самими войсками помощь для борьбы с притязаніями Совѣтов. Такое предложеніе поступило, по словам генерала, напримѣр, от всѣх полков Уссурійской дивизіи. Мемуарист здѣсь явно сдѣлал большую хронологическую ошибку. О проектах ген. Врангеля сказано в другом мѣстѣ.

Из протокола Исп. Ком. мы узнаем, напримѣр, что в тяжелом артиллерійском полку, расквартированном в Царском Селѣ, солдаты «возмущались о неразрѣшеніи свободы печати». Дѣло о «Новом Времени» имѣло небезинтересный в бытовом отношеніи эпилог, характерный для настроенія «низов», Нѣкій солдат Дмитріев, осуждавшій в трамваѣ запрещеніе выхода «Нов. Времени», предстал 14 марта перед судом по обвиненію в порицаніи Совѣта. По чьей иниціативѣ возникло это курьезное дѣло, к сожалѣнію, «День», из котораго мы заимствуем свѣдѣнія, не сообщил. Судил Дмитріева новый временный суд, введенный министром юстиціи: мировой судья и делегированные от Совѣта «солдат и рабочій». Эта «импровизація» Керенскаго, в корень противорѣчащая лестным словам, произнесенным им в Москвѣ о мировом судѣ, была, конечно, «подсказана настроеніем времени». Суд оправдал Дмитріева, признав, что свободному гражданину принадлежит право и свободной критики.