Дарья Нестерова - Скандальные разводы

Дэвид Линч

Американский режиссер Дэвид Линч пользуется мировой известностью как гениальный режиссер, подтверждающий своей жизнью и творчеством, что гений и злодейство – вещи вполне совместимые. Он не только шокирует зрителей каждой новой работой, но и изощренно дразнит их воображение. Например, ни один режиссер до Линча не решился снять детективный телесериал, в котором не удостоился раскрыть загадку кровавых убийств. У зрителей, месяцами не отходивших от экрана и ждавших развязки кинофильма «Твин Пикс», нервы сдавали до такой степени, что они устраивали демонстрации и выходили на улицы под лозунгами «Требуем ответа: назовите нам имя убийцы Лоры Палмер!».

Линч с удовольствием наблюдал за подобным ажиотажем из окна собственного дома, расположенного в непосредственной близости от морга. Он был доволен произведенным впечатлением и откровенно смеялся, глядя на возбужденную толпу. Он наслаждался так же остро, как и тогда, когда создавал своих монстров – человека-слона, бандитов, более похожих на зверей, нежели на людей, чудовище с ластиком вместо головы…

Линч никогда не играл, он старался эпатировать кого-либо намеренно. Просто это был его образ жизни. Сколько Дэвид себя помнил, он был, мягко говоря, экстравагантен, но люди с более высокими моральными понятиями иногда думали, что Линч – порождение ада, некий страшный «ребенок Розмари», и его родители нисколько не были виноваты в том, что их сын родился таким…

Отец Линча был лесником, и все детство мальчика прошло в лесной глуши. Уже в это время встревоженный родитель начал замечать в сыне задатки садиста. При этом свои «шалости» он проделывал с невинностью ребенка, просто изначально не имеющего ни малейшего представления о различии между добром и злом, как будто эти понятия атрофировались в нем при рождении. Он мог вытащить из гнезда беспомощного птенца, схватить его за крыло и притащить трофей отцу, который неизвестно почему не желал его хвалить, и только лицо его делалось темным от гнева. «Немедленно отпусти птенца, он живой, а не игрушка», – сурово говорил лесник. Но откуда в его сыне могло быть столько откровенной жестокости, делающейся еще более страшной от своей невинности? Он мучает животных, глядя при этом на родителей чистыми детскими глазами: а что он такого сделал, чем они недовольны? Наверное, предположил отец, его портит полное отсутствие общения с людьми: мальчик совершенно оторван от жизни, он не видит сверстников и, вероятно, одичал в лесной глуши.

«Ребенка надо срочно спасать», – подумал отец и решил сменить работу. Ради Дэвида он перебрался из леса в город Миссола в штате Монтана. К этому времени его сыну исполнилось уже 14 лет. Он стал ходить в школу и быстро обзавелся приятелями, поскольку обладал недюжинными качествами лидера. Правда, если компания мальчиков до того, как в нее вошел Линч, ничем не отличалась от всех прочих, то теперь она решительно изменилась.

Дэвид превратился в заводилу, причем игры, придуманные им, были странными и опасными. Он самостоятельно изготавливал гранаты и наблюдал, как они станут действовать. Например, что будет, если подложить гранату в школьную клумбу с цветами? Или как поведет себя эта смертоносная штука в бассейне? И на воздух взлетали маргаритки и астры, а из бассейна взметался столб воды, затапливая расположенную поблизости детскую площадку. Особый восторг у Дэвида вызывало то обстоятельство, что во всех соседних домах взрывной волной выбивало окна и осколки стекла сыпались на мостовую градом.

Мальчишки, приятели Дэвида, тоже визжали от восторга, но на всякий случай бросались наутек, чтобы не попасться на глаза бдительным представителям власти. Однажды лучший друг Дэвида Джим Килер не успел убежать, и граната разорвалась в нескольких метрах от него. Взрывом ему оторвало ногу, и он, потеряв сознание от болевого шока, так и остался лежать на траве.

Дети были шокированы этим страшным происшествием. Они все сидели молча в приемном покое больницы и избегали встречаться глазами друг с другом. И только Дэвид был занят. Он тихо сидел в укромном уголке и, судорожно сжав карандаш, быстро зарисовывал что-то в школьной тетрадке. Один из мальчиков, заметив необычное поведение Дэвида, осторожно заглянул ему через плечо и похолодел от ужаса. Линч нарисовал взрыв, разлетающиеся во все стороны огненные языки, пылающие кусты. И среди всего этого кошмара, на переднем плане, крупно мальчишка изобразил оторванную ногу своего друга Джима, плавающую в луже крови. Возмущенный школьник вырвал из рук Линча тетрадку и отшвырнул ее далеко в сторону.

В этот момент из больничной палаты медленно вышел отец Джима, художник Бушнел Килер. Он был бледен, а глаза его покраснели от слез. Он взглянул себе под ноги и увидел картинку, валявшуюся на полу. Бушнел наклонился и поднял тетрадку. Он долго вглядывался в ужасный рисунок, а потом тихо спросил: «Кто это нарисовал?».

Дети молчали, сгорая от стыда за своего товарища. Линч наконец решился. «Это мой рисунок», – заявил он и вжал голову в плечи. Он думал, что Бушнел начнет кричать, а может быть, даже ударит его… Но Бушнел словно находился в прострации, и голос его звучал отрешенно и почти безразлично. «У тебя большой талант, – глухо произнес он, – ты обязан учиться живописи. Через несколько дней приходи ко мне: я стану учить тебя». Как ни был напуган Дэвид, он почувствовал в этот момент огромное удовлетворение, первое острое наслаждение.

Когда Бушнел Килер немного пришел в себя от постигшего его несчастья, он начал давать уроки рисования Линчу. Килер занимался с мальчишкой в собственной мастерской и специально для него установил там второй мольберт. Этот человек не любил много говорить, а после того, что произошло с его сыном, стал еще более замкнутым. Иногда проходили недели, а он не удостаивал Дэвида и пяти слов, и все же он учил его всему, что знал и умел сам.

Линчу было уже 17 лет, когда он пришел в мастерскую Бушнела и не увидел своего мольберта на привычном месте. Килер был занят упаковкой вещей своего ученика. Педантично и аккуратно он упаковал все его инструменты, краски и кисти.

Потом он ненадолго задумался и положил в сверток несколько своих любимых кистей. Он подал Дэвиду сверток и сказал: «Больше не приходи ко мне. Я научил тебя всему, что мог. Больше тебе тут делать нечего. Теперь тебе надо поступать в Академию изящных искусств в Филадельфии». С этими словами он вытолкнул изумленного Дэвида за дверь и решительно захлопнул ее.

Линч сделал именно так, как советовал ему учитель. Он отправился в Филадельфию и совершенно самостоятельно, практически играючи поступил в академию. Он впервые находился в большом промышленном городе. Ему безумно нравилась Филадельфия. Здесь не было уюта, характерного для маленького провинциального города. Глаз поражали изломанные и непривычно резкие линии промышленных кварталов. Дэвид с наслаждением вдыхал запах горящей резины. Его буквально захлестывали новые впечатления, будоражащие нервы. Он чувствовал всем своим существом упоительную эстетику смерти и грязи.