Игорь Можейко - Западный ветер — ясная погода

Уверенность японских правящих кругов в безнаказанности, окрепшая после провала конференции, выразилась в нападении на американскую канонерку «Пеней», которую утопили японские самолеты на Янцзы. Еще через неделю полк под командованием основателя фашистского Общества вишневого цветка Хамимото обстрелял и захватил английскую канонерку «Лэдибэрд». Эти действия «молодых офицеров», официально вроде бы нарушивших приказы сверху, на самом деле выражали настроения японского генералитета.

Инциденты с канонерками позволили американскому президенту занять более решительную позицию. В декабре он пригласил к себе английского посла Линдсея и заявил ему о желании США договориться с другими державами о морской блокаде Японии. Линдсей не скрывал своего испуга. Это могло означать войну с Японией, а правительство Чемберлена было готово на все, чтобы войны избежать. Линдсей телеграфировал в Лондон содержание беседы с Рузвельтом и сообщил, что его «решительные возражения» не произвели на президента никакого впечатления. 17 декабря Рузвельт сообщил о своем плане блокады кабинету, который занял выжидательную позицию, так как без участия Англии и Франции подобная акция теряла смысл. К тому же было ясно, что, как только в США пройдет волна возмущения нападением на канонерки, изоляционисты вновь поднимут голову.

13 января 1938 г. Чемберлен официально отверг американский план созвать конференцию по принципам международных отношений. Как раз в эти дни английское правительство готовило договоры с Японией. Они были заключены весной 1938 г., после чего как японские, так и английские правящие круги не жалели похвал в адрес друг друга, выражая надежду, что никаких споров между их странами более не возникнет. Эти договоры, ничего не дававшие Англии и весьма выгодные Японии, поскольку демонстрировали всему миру, что Англия одобряет японскую политику в Китае, вызвали возражения в Вашингтоне. Но не более. Японские войска продолжали наступать в Китае, и было ясно, что, как только Япония шагнет на следующую ступеньку агрессии, все бумажки, подписанные Англией, будут разорваны. В истории остался Мюнхен, где Чемберлен отдал Гитлеру Чехословакию. Мало кто помнит, что перед Мюнхеном была репетиция.

В декабре 1937 г. пала столица гоминьдановского Китая — Нанкин. Захват этого города сопровождался одним из самых страшных преступлений Второй мировой войны. Японские войска начали с того, что вывезли из города и закололи штыками 20 тыс. мужчин призывного возраста, чтобы те в будущем не могли поднять оружие против Японии. Затем оккупанты перешли к уничтожению женщин, стариков, детей. К концу месяца было убито около 300 тыс. человек. Террор превышал всякое воображение. Даже немецкий консул в официальном докладе описывал поведение японских солдат как «зверское».

Политика террора, с точки зрения японского командования, имела смысл хотя бы потому, что к декабрю, когда пал Нанкин, уже миновали все сроки, назначенные им для окончания войны, а Китай все не сдавался. В зверствах, которые не ограничивались Нанкином, хотя в Нанкине достигли апогея, чувствовались неуверенность японского командования, его озлобленность сопротивлением китайцев и месть за это сопротивление. Легкой прогулки по Китаю не получилось.

Наступила зима, миновал Новый год, но победа в Китае все не приближалась. Множество частных побед, захват десятков городов и разгром китайских дивизий никак не могли превратиться в ту единственную, решительную победу, от которой зависела судьба войны. Более того, наметился, хотя и нестойкий и чреватый распадом, союз китайских коммунистов и Чан Кайши. В марте 1938 г. 8-я армия, руководимая коммунистами, вместе с войсками Гоминьдана смогла окружить и разгромить значительную японскую группировку. Потери японцев составили более 10 тыс. человек. Фронт японцев был растянут, резервы подходили с трудом, снабжение не справлялось с масштабом боевых действий. Война, которая начиналась как блицкриг, превращалась в затяжную и кровопролитную кампанию, и ни массовые убийства, ни бомбардировки, ни дрязги в китайской верхушке — ничто не могло изменить положения дел. Военный престиж Японии падал с каждым днем.

В конце 30-х гг. произошло два японо-советских военных конфликта, которые современные советские историки объясняют слишком просто — желанием японских военных проверить силу Красной Армии в первом конфликте на озере Хасан и далеко идущими планами отторжения Дальнего Востока и покорения Монгольской Народной Республики, когда речь идет о сражениях на Халхин-Голе.

Мне кажется, что в этих объяснениях не учитывается важнейший фактор — кто же участвовал в конфликтах с японской стороны.

Вряд ли кому-то пришло бы в голову заявить, что с советской стороны инициатором или действующей стороной в конфликте был Дальневосточный военный округ. Какие бы части ни воевали на нашей стороне, это были части Красной Армии. С японской армией дело обстояло иначе. Центральная власть в Японии была куда более условной, чем в СССР. Вдоль советской границы располагались части Квантунской армии, вполне автономного образования, которое, будучи крупнейшим военным соединением Японской империи, выполняло две функции — оккупировало Маньчжоу-Го, т.е. Северный Китай, и следило за порядком в этой гигантской стране, а также составляло основу сил, призванных победить Советский Союз в будущей войне. А в том, что такая война будет, почти никто в Японии не сомневался и, уж конечно, никто не сомневался в Квантунской армии.

Квантунская армия в лице своего руководства, независимо от личностей, имен и званий генералов, ее возглавлявших, была постоянно обуяна мессианскими настроениями: победить Россию.

В Токио принимались решения геополитического характера, и в них война с Россией все откладывалась до «более удобного момента». И год от года нетерпение «квантунцев» росло. Их лишали, как им казалось, верной и легкой добычи. Другие армии сражались на юге, покоряя Китай, а Квантунская армия томилась многомесячным бездельем, продолжая при том усиливаться для боев, которые никак не начинались. Тем более что стычки и даже походы против китайских генералов, пытавшихся отстаивать северные провинции, никак не поглощали всей энергии Квантунской армии.

В японской армии, а тем более в ее Квантунской ветви дух неподчинения центру был велик. Тамошние генералы лучше, чем в Токио, знали, чего хотят. Поэтому когда их агрессивность выплескивалась на севере, Токио занимал в конечном счете более компромиссную позицию, хотя никак не препятствовал «всплескам» Квантунской активности.

Антисоветские инциденты с участием Квантунской армии начались в Приморье. Уже в 1933 году Квантунская армия тщательно обследовала этот район и командование армии сочло его удобным для проведения военных операций против Красной Армии. Каковы могут быть дальнейшие действия, очевидно, никому не было известно. Действовал полководческий принцип — ввязаться в бой, а дальнейшее рассудит военное счастье. В любом случае расчеты были наполеоновскими, а первые шаги — разведывательными.