Пётр Кошель - История сыска в России, кн.1

В 20-х годах Дубельт был свободомыслящим: он состоял членом двух масонских лож и даже был привлечён по делу декабристов. Может быть, и не без труда сменил Дубельт свой армейский мундир на жандармскую лазурь, но имеющиеся в нашем распоряжении материалы свидетельствуют скорее о высокой степени лицемерия пред самим собой, чем о борьбе страстей в этот знаменательный час его жизни. Жене своей, боявшейся, что он замарает имя и честь жандармской службой, Дубельт пишет: «Не будь жандарм», – говоришь ты! Но понимаешь ли ты, понимает ли Александр Николаевич (Мордвинов) существо дела? Ежели я, вступя в корпус жандармов, сделаюсь доносчиком, наушником, тогда доброе моё имя, конечно, будет запятнано. Но ежели, напротив, я, не мешаясь в дела, относящиеся до внутренней полиции, буду опорою бедных, защитою несчастных, ежели я, действуя открыто, буду заставлять отдавать справедливость угнетённым, буду наблюдать, чтобы в местах судебных давали тяжебным делам прямоЫахправедливое направление, тогда чем назовёшь ты меня?"

В 1913 году были опубликованы «3аписки» Дубельта, давшие некоторым историкам основание заподозрить его в «убожестве мысли». Действительно, эти записки, вернее, афоризмы чрезвычайно плоски и никак не поднимаются над уровнем официальной николаевской России. Мы, однако, полагаем, что записки эти писались Дубельтом для чужого употребления, а не для себя. Иначе нельзя объяснить то впечатление, какое он производил на современников, притом достаточно ему враждебных. Известный польский революционер Сераковский, познакомившись с Дубельтом непосредственно перед заключением в крепость, писал ему: «Генерал! Счастливы юноши, что Вы стражем порядка. Вы старик, но с верующею, потрясающею душою. Я уже решился! Выслушайте меня сами, зайдите ко мне сами, генерал. Богу помолюсь за Вас!»

Своей учтиво-сентиментальной манерой Дубельт умел привлекать допрашиваемых: Ф.МДостоевский, проходивший по делу петрашевцев, называл его «преприятным человеком». Отзывов такого рода немало.

Именно Дубельт, окончательно сформировав аппарат жандармерии, завершил и создание типа «благородного жандарма».

Назначенный жандармским офицером в Симбирск Э.И.Стогов следующим образом рисует разницу между жандармами «старой школы» и им, как представителем нового поколения: «Доверие и уважение к жандармскому мундиру в Симбирске было разрушено: Передо мной был полковник Маслов, тип старинных полицейских. Он хотел быть сыщиком, ему казалось славою рыться в грязных мелочах и хвастать знанием семейных тайн. Он искал случая ко всякому прицепиться, всё стращал, делал истории, хотел властвовать страхом и всем опротивел… Таким образом, я явился к обществу, предубеждённому к жандармскому мундиру, олицетворявшему идею доносчика и несносного придиралы даже в частной жизни». Конечно, Стогов не пошёл по пути своего предшественника и, как уверяет он в своих мемуарах, снискал к себе общее расположение, примиряя враждующих, уличая неправедных, словом, доставляя жандармскому мундиру то уважение, которого он заслуживал…

А. К.Толстой в своей сатире «Сон Попова» так рисует допрос в III Отделении:

Но дверь отверзлась, и явился в ней

С лицом почтённым, грустию покрытым,

Лазоревый полковник. Из очей

Катились слёзы по его ланитам.

Обильно их струящийся ручей

Он утирал платком, узором шитым,

И про себя шептал: "Так! Это он!

Таким он был едва лишь из пелен.

О юноша, – он продолжал, вздыхая

(Попову было слишком сорок лет), —

Моя душа для вашей не чужая!

Я в те года, когда мы ездим в свет,

Знал вашу мать. Она была святая!

Таких, увы! теперь уж боле нет!

Когда б она досель была к вам близко,

Вы б не упали нравственно так низко!

Но, юный друг, для набожных сердец

К отверженным не может быть презренья,

И я хочу вам быть второй отец,

Хочу вам дать для жизни наставленье.

Заблудших так приводим мы овец

Со дна трущоб на чистый путь спасенья.

Откройтесь мне, равно как на духу:

Что привело вас к этому греху?"

Описываемый им допрос советника Попова похож на допрос петрашевца Ахшарумова: «Ахшарумов! – сказал мне справа сидящий за столом генерал (это был Ростовцев, как я узнал впоследствии). – Мне жаль вас. Я знал вашего отца, он был заслуженный генерал, преданный государю, а вы, сын его, сделались участником такого дела!» Обращаясь ко мне с этими словами, он смотрел на меня пристально, как бы с участием, и в глазах его показались слёзы. Меня удивило это участие незнакомого мне лица, и оно показалось искренним".

Подобный стиль наружных отношений III Отделения требовал и соответственного подбора служащих. Даже квартальные надзиратели того времени старались блеснуть округлостью движений, мягкостью и благородством манер. В самом же полицейском святилище эти качества требовались в особой степени. Дубельт охотно приглашал на службу армейских и морских офицеров, если только они годились к работе в сыске. Если они ехали в провинцию, им рекомендовалось «утирать слёзы несчастных и отвращать злоупотребление власти, а обществу содействовать, быть в согласии». Они должны были снискать любовь окружающих, не играть в карты и пр. Всем этим Дубельт действительно поднял жандармский корпус на известную высоту, и отношение общества к жандармам оказывалось довольно терпимым. Тот же Герцен, которого нельзя заподозрить в симпатиях к голубому мундиру, пишет: «Большая часть между ними были довольно добрые люди, вовсе не шпионы, а люди, случайно занесённые в жандармский дивизион. Молодые дворяне, мало или ничему не учившиеся, без состояния, не зная, куда приклонить главы, они были жандармы, потому что не нашли другого дела». Несколько далее он же замечает: «Нельзя быть шпионом, торгашом чужого разврата и честным человеком, но можно быть жандармским офицером, не утратив всего человеческого достоинства».

В связи со всем этим в III Отделении стали не то чтобы косо, но недоброжелательно смотреть на добровольных доносчиков. Конечно, от их услуг не отказывались, но, с одной стороны, слишком был велик процент ложных доносов, а с другой – уж больно они не подходили к новым требованиям. П.П.Каратыгин рассказывает о Бенкендорфе и Дубельте, что они «презирали доносчиков-любителей, зная очень хорошо, что в руках подлецов донос весьма часто бывает орудием мести… Л.В.Дубельт при выдаче денежных наград – десятками или сотнями рублей – придерживался цифры трёх… „В память тридцати сребренников“, – пояснял он…»

Корпус жандармов – глаза и уши императора, говорили тогда. Общественное благо – его цель. Белый платок – для утирания слёз – эмблема его обязанностей. Какая же среда могла дать соответствующий контингент лиц для выполнения такой задачи? Только русская армия, в массе своей всегда служившая верой и правдой своим государям, создавшая им славу, ковавшая величие и могущество России. «По мысли государя, – говорил историк Шильдер, – лучшие фамилии и приближённые к престолу лица должны были стоять во главе этого учреждения и содействовать искоренению зла».