Хайнц Хене - Черный орден СС. История охранных отрядов

Генерал Альфред Йодль [119], бывший тогда начальником отдела «Оборона страны» военного министерства, присутствовавший на этой церемонии, записал в дневнике: «У меня невольно возникло чувство, что только что пробил судьбоносный час для немецкого народа. Что ждет не только наш народ, а и весь мир в ближайшее время, попавший в зависимость от непредсказуемых действий этой своенравной женщины – судьбы?»

Гитлер принял свое решение на следующий день. Кейтелю было сказано, что военное министерство (переименованное в верховное главнокомандование вермахта) будет возглавляться самим фюрером, генерал же оставался в должности начальника штаба. 4 февраля 1938 года все сомневавшиеся в политике Гитлера были устранены: Бломберг и Фрич отправлены в отставку, министра иностранных дел фон Нейрата [120]сменил Иоахим фон Риббентроп, 16 генералов стали пенсионерами, 44 получили другие назначения. Министерство пропаганды заявило о необходимости «концентрации всех сил». Путь к катастрофе был открыт, а Адольф Гитлер превратился в ничем не ограниченного диктатора.

Чтобы закрыть уголовное дело на Фрича, Гитлер решил, что тот при взаимном молчании должен просто-напросто подать прошение об отставке. Однако, поскольку против его ухода выступило командование сухопутных войск, Гитлеру пришла идея, чтобы его делом занялся специальный суд. В процесс включились военные и юристы, которые выступили в защиту генерал-полковника. 27 января начальник юридического отдела военного министерства Генрих Розенбергер обратился к Кейтелю, заявив, что ни о каком специальном суде речь идти не может, так как разбором дел офицеров должен заниматься военный суд. В соответствии с параграфом 11 уложения члены суда для генерал-лейтенантов и выше и его председатель назначаются фюрером. Кейтель не решился идти к Гитлеру с подобным требованием и возразил: «Вы должны иметь в виду, что эти люди выдвинуты революцией и рассуждают совершенно по-другому, чем мы».

Розенбергера поддержал министр юстиции Франц Гюртнер, усмотревший в этом деле шанс ограничить растущую власть аппарата Гиммлера-Гейдриха. На примере Фрича он хотел показать, к какому произволу придет рейх, если судьбу людей будет единолично решать полиция. Когда Гитлер обратился к нему за советом, министр юстиции затребовал всю документацию и протоколы допроса из гестапо и подверг их анализу. Свое заключение в осторожной форме и на принятом бюрократическом языке он сообщил Гитлеру.

«Вынести решение о виновности или невиновности, – говорилось в заключение, – я не могу и не имею права – независимо от личности, ее положения и занимаемой должности – так как это прерогатива суда».

Диктатору не оставалось другого выхода, как согласиться с назначением военного суда. В его состав вошли главнокомандующие сухопутных войск, ВМФ и ВВС и оба председателя имперского военного суда. Вместе с тем Гитлер поручил судебным советникам Бирону и Карлу Закку провести предварительную экспертизу. Не забыл он, однако, и притормозить действия военных: председателем суда был назначен Геринг, а тайная государственная полиция получила указание заняться расследованием дела параллельно.

Сначала казалось, что верх берет гестапо, так как не успел еще главный следователь Закк приступить к работе, как Фрич по собственной инициативе отправился на Принц-Альбрехтштрассе и предоставил себя в распоряжение гестаповских следователей. Друзья Фрича буквально остолбенели, поскольку даже последнему новобранцу в течение многих лет вдалбливалось, что гестапо не имеет права ни арестовывать, ни допрашивать солдат. Территория частей и подразделений вермахта считалась неприкосновенной для сотрудников тайной полиции, независимо от их званий и должностей.

Фрич побывал там дважды. 27 января его подверг допросу оберфюрер СС Вернер Бест в присутствии советника по уголовным делам Франца Иосифа Хубера. А 28 января Фричу устроили очную ставку с основным свидетелем обвинения, Шмидтом. Допросы Фрича относились к самым длительным за всю историю гестапо. Бест чувствовал какое-то смутное беспокойство. Конечно, генерал-полковник не производил впечатления самоуверенного человека, он явно нервничал и прилагал усилия к тому, чтобы как-то обосновать возникновение разговоров о гомосексуализме. Даже рассказал, что как-то просто оставил у себя переночевать двоих юнцов. Неблагоприятное впечатление оставили и долгие дебаты Фрича со Шмидтом.

Тем не менее история, рассказанная Шмидтом, не показалась Бесту достоверной. К тому же упоминание графа фон дер Гольца в качестве якобы его клиента оказалось химерой. О своих сомнениях Бест доложил Гиммлеру. Рейхсфюрер СС ответил: «А ведь и у воров есть свое понятие о чести».

Эти его слова следовало понимать, что мошенники в таких случаях лгать не будут. Тем не менее предыдущие показания Шмидта были перепроверены, в результате чего выяснилось, что все его показания – чистая выдумка.

Доверенное лицо Нёбе, Ханс Бернд Гизевиус, доложил своему шефу, что в случае с Фричем произошла ошибка, о которой Гиммлер и Гейдрих знали, но ничего не предприняли, чтобы приостановить дело. Шелленберг подтвердил: «Когда у Гейдриха появились сомнения, дело уже лежало на столе Гитлера».

На Принц-Альбрехтштрассе опустился «железный занавес» молчания. Не было произнесено ни слова и не был даже сделан какой-нибудь намек об истинном положении дел с Фричем. Более того, гестапо предприняло отвлекающий маневр. Его руководство распорядились допросить всех солдат, бывших денщиками генерал-полковника. Не были забыты и его бывшие адъютанты, а также матери тех двоих парней, которые у него как-то заночевали. Майзингер же принимал необходимые меры к тому, чтобы завравшийся свидетель Шмидт вновь и вновь подтверждал свои прежние показания.

Былое доверие Гиммлера к Гейдриху пошатнулось. К тому же ему, как отмечал генерал Йодль, приходилось «постоянно выслушивать упреки со стороны высших офицеров вермахта». На Принц-Альбрехтштрассе почти ежедневно поступали сообщения, что среди офицеров нарастает решимость покончить с властью обеих полиций: и политической, и безопасности. Гейдриху стало известно, что к его противникам присоединился и адмирал Канарис.

Он вызвал к себе Шелленберга, приказав захватить пистолет с патронами. Вместе с Гейдрихом они пошли в казино гестапо. Время летело быстро, Гейдрих нервничал. Взглянув на часы, он произнес: «Если в течение этого часа они не выступят в Потсдаме, то можно считать, что опасность миновала».

Только тут до Шелленберга дошло, что Гейдрих вполне серьезно считал возможным выступление против него гарнизона Потсдама.

И в действительности некоторые военные планировали такие действия, однако в последний момент спасовали, ограничившись патетическими высказываниями. Начальник генерального штаба Бек пытался понять глубинный смысл аферы с Фричем, а новый главком сухопутных войск генерал-полковник Вальтер фон Браухич [121]решительно воспротестовал против действий гестапо. Генерал-полковник фон Фрич послал Гиммлеру письменный вызов на дуэль, но его секундант, генерал фон Рундштедт, вызов этот не передал, а оставил у себя в качестве сувенира. Только полковник Хосбах и шеф абвера Канарис при поддержке защитника Фрича графа фон дер Гольца и советника Закка бескомпромиссно выступили против чернорубашечников.