Леонид Млечин - Гитлер против Сталина

Руководство Третьего рейха, храня верность договору с Москвой, посоветовало финнам удовлетворить советские требования. 5 ноября 1939 года Герман Геринг, второй человек в нацистской Германии, посоветовал министру иностранных дел Финляндии Юхо Элиасу Эркко передать Советскому Союзу военно–морскую базу. Предупредил: если Москва начнет войну, Финляндии не стоит рассчитывать на поддержку Германии.

И все же финны — в отличие от латышей, эстонцев и литовцев — не хотели поступаться своей независимостью.

Еще до начала переговоров, 10 октября 1939 года, нарком обороны маршал Ворошилов подписал приказ о подготовке военной операции против Финляндии. Впоследствии, выступая на совещании начальствующего состава по сбору опыта боевых действий против Финляндии, Сталин 17 апреля 1940 года поставил точки на «i»:

— Мы знаем из истории нашей армии, нашей страны, что Финляндия завоевывалась четыре раза… Мы попытались ее пятый раз потрясти. Перед финнами мы с начала войны поставили два вопроса — выбирайте из двух одно — либо идите на большие уступки, либо мы вас распылим…

Когда назревал конфликт, полпред в Швеции Александра Михайловна

Коллонтай заволновалась. Она чувствовала, как война подбирается к Скандинавии. Полагала, что в Москве плохо представляют здешнюю ситуацию. 17 октября 1939 года попросила разрешения у Вячеслава Михайловича приехать в Москву.

Весь третий этаж старого здания Наркомата иностранных дел на Кузнецком мосту занимали апартаменты Молотова, его секретариат и охрана. К кабинету примыкали зал заседаний с длинным столом и комната отдыха — с ванной, столиком и кроватью, на которой Вячеслав Михайлович отдыхал среди дня. В вазе стояли фрукты и любимые наркомом грецкие орехи. Под кабинет выбрали угловую комнату, окна выходили на улицу Дзержинского и Кузнецкий мост.

2 ноября Молотов принял полпреда в Швеции. Александра Михайловна пыталась предупредить наркома:

– Все прогрессивные силы Европы, не одни только скандинавские страны, будут на стороне Финляндии.

Вячеслав Михайлович раздраженно заметил:

– Это вы капиталистов Англии и Франции величаете прогрессивными силами? Их козни нам известны.

«Молотов, — вспоминал Владимир Ерофеев, — был по натуре человеком сухим, жестким, желчным, часто занудным. Шуток не любил и не понимал» . Словом, беседовать с ним было тягостно.

– Договориться с финнами нет никакой возможности, — подвел черту Молотов. — Нам ничего не остается, как заставить их принять наши предложения, которые они упрямо, безрассудно отвергают. Наши войска через три дня будут в Гельсингфорсе, и там упрямые финны вынуждены будут подписать договор, который они отвергают, будучи в Москве.

Коллонтай получила указание:

– Ваша задача: удержать скандинавов от вхождения в войну.

«Молотов не доверял Коллонтай как человеку, с его точки зрения, прозападных, либеральных настроений, — вспоминал Андрей Михайлович Александров–Агентов, будущий помощник Брежнева, который в те годы работал в полпредстве в Стокгольме. — И конечно, тоже считал ее необъективной в отношении Швеции, а заодно и Финляндии. Характерна фраза, которую он бросил в разговоре с Коллонтай сразу после начала советско–финляндской войны в 1939 году:

– Не беспокойтесь за свою Финляндию, через три дня все будет кончено.

Ошибся тогда нарком в своих расчетах, крепко ошибся».

План удара по Финляндии представил Сталину командующий

Ленинградским военным округом командарм 2‑го ранга Кирилл Афанасьевич Мерецков. Первоначальные наметки Мерецков докладывал Сталину и Ворошилову еще в июле 1939 года и получил одобрение. Сталину только не понравилось, что на проведение операции Мерецков просил целых две недели. Вождь считал, что разгром маленькой Финляндии не займет столько времени.

29 октября военный совет Ленинградского округа представил Ворошилову уточненный «План операции по разгрому сухопутных и морских сил финской армии». В штабе округа исходили из того, что финны не окажут серьезного сопротивления, а финские рабочие вообще будут приветствовать наступление Красной армии. Продолжительность операции — десять–пятнадцать дней.

Осторожный и опытный начальник Генерального штаба маршал Борис Шапошников предложил отложить начало военных действий на несколько месяцев, чтобы подготовиться получше и перебросить к границе дополнительные соединения и тяжелое оружие. Сталин удивился:

— Вы требуете столь значительных сил и средств для разрешения дела с такой страной, как Финляндия? Нет необходимости в таком количестве.

Население Финляндии составляло три миллиона шестьсот пятьдесят тысяч человек. Сталин был уверен, что быстро справится с этой маленькой страной.

9 ноября 1939 года правительство в Хельсинки заявило: «Финляндия не может предоставить другому государству военные базы в пределах своей территории и своих границ».

Теперь для войны нужен был только повод.

26 ноября 1939 года в 15 часов 45 минут, сообщил ТАСС, финская артиллерия обстреляла советскую пограничную заставу на Карельском перешейке у деревни Майнила, четыре красноармейца убиты, девять ранены.

Нигде и никогда не были названы имена этих «убитых» и «раненых». Они таинственным образом исчезли, будто и не существовали. За десятилетия, прошедшие с того дня, не нашлось ни одного факта, который бы подтвердил, что финны стреляли первыми. Да и с какой стати они бы открыли огонь? В Хельсинки пытались избежать войны с Советским Союзом.

Финские пограничники зафиксировали выстрелы с советской территории. Историки полагают, что перестрелку на границе устроил начальник управления НКВД по Ленинградской области комиссар госбезопасности 2‑го ранга Сергей Арсеньевич Гоглидзе. После финской войны, в апреле 1940 года, он получил орден Красного Знамени. В 1953 году Гоглидзе расстреляли вместе с Берией.

Вопрос о том, кто же все–таки начал войну, снял сам Сталин. Выступая на секретном совещании в ЦК партии, он говорил:

— Правильно ли поступили правительство и партия, что объявили войну Финляндии? Нельзя ли было обойтись без войны? Мне кажется, что нельзя было. Второй вопрос, а не поторопилось ли наше правительство, наша партия, что объявили войну именно в конце ноября — начале декабря. Нельзя ли было отложить этот вопрос, подготовиться и потом ударить? Нет. Все это зависело не только от нас, а от международной обстановки. Там, на Западе, три самых больших державы вцепились друг другу в горло. Когда же решать вопрос о Ленинграде, если не в таких условиях, когда их руки заняты и нам предоставляется благоприятная обстановка для того, чтобы в этот момент ударить…