Петр Люкимсон - Царь Ирод

В «Иудейских древностях» Флавий сообщает об Антипатре и его отце следующее:

«У Гиркана был друг Антипатр, идумеянин родом, который при значительном богатстве обладал весьма энергичным и беспокойным характером…

Итак, этот Антипатр первоначально, как и отец его, носил имя Антипа. Отца его царь Александр и жена его назначили начальником над всей Идумеей, а он, как говорят, заключил дружбу с симпатизировавшими ему арабами и жителями Газы и Аскалона, причем склонил их на свою сторону богатыми дарами» (ИД. Кн. 14. Гл. 1:3. С. 52).

Таким образом, Флавий нигде не пишет, что Антипатр был стратегом, или, если угодно, губернатором Идумеи, как и его отец. То, что он считался «первым человеком в своем народе», еще не означает, что он занимал пост стратега.

Далее Шацман обращает внимание на результаты раскопок Мареши, показывающие, что как раз в период правления Хасмонеев город находился в относительном упадке, а значит, никак не тянул на звание «губернского центра».

В то же время из сочинений Иосифа Флавия нам известно, что Антипатр был ближайшим другом и советником царевича Гиркана и находился при нем почти неразлучно.

А значит, приходит к выводу Шацман, Антипатр и его семья почти все время жили в Иерусалиме, и именно в столице, а не в провинциальной Мареше прошли детские годы Ирода. В Марешу, которой, вероятно, какое-то время правил дядя Антипатра Филон, Ирод наведывался лишь время от времени — подобно тому как жители современных больших городов выезжают летом на дачу или в те места, откуда прибыли в эти города их деды или даже прадеды. Это была, что называется, «малая родина» Ирода, его родовое гнездо — не менее, но и не более того.

Еще одно подтверждение этой своей гипотезы Шацман находит у того же Иосифа Флавия — в рассказе, как Антипатр утихомиривал гнев Ирода на Гиркана II. При этом Антипатр напомнил сыну, как Гиркан любил и баловал Ирода, когда тот был ребенком. Согласитесь, что это означает только одно: с самого раннего возраста Ирод бывал в царском дворце.

Маленький идумей почти наверняка был ослеплен блеском дворцовых покоев и роскошной жизнью царской семьи, а также легендами о великих еврейских царях, прежде всего о великом воине Давиде и строителе Первого храма Соломоне. Поэтому не исключено, что мечта рано или поздно взойти на иудейский трон возникла у Ирода еще в раннем детстве и с тех пор уже не оставляла его.

В сущности, если задуматься, в этой мечте не было ничего необычного. Какой мужчина, в конце концов, не мечтал в детстве поскорее вырасти и стать похожим на великих героев своего народа? Какой мальчишка (особенно из семей, близких к правящим кругам) не бредил тем, как однажды сам окажется на вершине власти и могущества, женится на принцессе и начнет управлять царством?!

Но для маленького Ирода это была не просто дерзкая, но и совершенно нереальная мечта — как, к примеру, для человека, не родившегося в США, неисполнимо желание стать президентом этой страны. У Ирода не только не было необходимой родословной, но и вообще самого маленького, даже теоретического шанса взойти на престол.

«…Поставь над собою царя, которого изберет Господь, Бог твой; из среды братьев твоих поставь над собою царя; не можешь поставить над собою иноземца, который не брат тебе» (Втор. 17:15), — однозначно говорится в Пятикнижии.

Ирод же был евреем только в третьем поколении, а по матери — вообще во втором, и, как видно хотя бы из тех же слов Флавия, ему никогда не давали забыть об этом. Несмотря на все политическое могущество его семьи, он оставался «инородцем», «не братом» и для товарищей по детским играм, и для придворных Хасмонеев. Если проводить какие-то аналогии, то положение Ирода напоминало ситуацию, в которой в советские времена оказывался сын какого-либо партийного деятеля советского времени, переведенного на повышение в Москву. Учась в элитной московской школе, такой юноша мог говорить по-русски без акцента, знать русский язык и русскую литературу лучше всех одноклассников, то есть быть человеком русской культуры, но все равно для товарищей он оставался «нацменом», чужаком, и рано или поздно в той или иной форме ему об этом напоминали.

Нет никакого сомнения, что больше всего на свете Ирод порой желал стать «настоящим» евреем, принадлежать к титульной нации, а не числиться среди окружающих «грязнокровкой», если пользоваться термином, придуманным творцом саги о Гарри Поттере.

Видимо, именно это желание Ирода в какой-то момент и подвигло Николая Дамасского составить для своего патрона фальшивое родословие, по поводу которого Флавий язвительно замечает: «Николай из Дамаска сообщает, что он (Антипатр. — П. Л. ) происходил от первых из вернувшихся из Вавилона в Иудею евреев; но это он говорит лишь в угоду сыну его Ироду, который по некой случайности стал царем иудейским».

Но если о том, по случайности ли Ирод стал царем или трон достался ему по праву, можно поспорить, то возникновение у него еще в раннем детстве стремления царствовать, повторим, почти не вызывает сомнения. Иначе ему вряд ли так сильно запало бы в память предсказание ессея Манаима (Менахема), сделанное, когда он был еще ребенком:

«Был некий эссеянин по имени Манаим, который вообще, особенно же вследствие своего праведного образа жизни, пользовался общим уважением, тем более что Господь открыл ему знание будущего. Этот человек взглянул однажды на маленького Ирода, когда тот шел в школу, и предсказал ему, что он будет царем иудейским. На это Ирод, полагавший, что тот его не знает или шутит с ним, ответил, что он ведь принадлежит к простому классу. Манаим, однако, улыбнулся, ударил его рукой по спине и сказал: «И тем не менее, ты будешь царствовать, и притом счастливо, ибо Предвечный так решил. Помни также об ударах Манаима, и пусть они будут тебе символом переменчивости судьбы. Все это было бы прекрасно, если бы ты всегда любил справедливость и благочестие, равно как всегда был бы мягок со своими подданными. Но я, который знаю все, знаю, что ты не останешься таковым. Правда, ты будешь счастлив как никто другой и уготовишь себе вечную славу, но вместе с тем ты забудешь также о благочестии и справедливости. Все это известно Предвечному, и в конце своей жизни ты вспомнишь о Его гневе на тебя» (ИД. Кн. 15. Гл. 10:5. С. 131).

Даже если эта история и была придумана Иродом для Николая Дамасского, она отражает ту грань его личности, которая неотъемлемо составляет духовный мир почти всех вождей, восходивших на вершину власти, не имея на то особого права. А именно: фанатичную веру в собственную избранность для особой миссии и в полную вседозволенность ради реализации этой миссии. Не случайно Дмитрий Волкогонов в монографии о Ленине так заостряет внимание на том, что «Ленин верил в свою избранную роль вождя того великого дела, которое… приведет к перерождению человечества» [16] Волкогонов Д. Ленин: В 2 т. М., 1994. Т. 2. С. 258. . А вот замечание Ласло Белади и Тамаша Крауса о характерных чертах личности Сталина: «Как и многие настоящие революционеры, он был человеком одержимым, но не только идеей революции. Он был одержим мыслью о своем предназначении, о своем призвании» [17] Белади Л., Краус Т. Сталин. М., 1990. С. 220. .