Лев Безыменский - Третий фронт. Секретная дипломатия Второй мировой войны

Для ответа на этот вопрос следует учитывать как минимум три аспекта: первый — положение на фронтах Второй мировой войны; второй — особенности военного планирования США и Англии; третий — внутренняя ситуация в терпящей поражение нацистской империи.

…Лето 1944 года застало воюющие стороны на пороге важнейших событий. В Тегеране была достигнута договоренность об открытии второго фронта. К тому времени антигитлеровская коалиция обладала значительными ресурсами. Ей противостояла коалиция агрессоров — более чем 9 миллионов солдат и офицеров вермахта и 2,7 миллиона человек в войсках стран-сателлитов. Японские вооруженные силы достигли 4,5 миллиона человек. Главное ядро вражеских армий находилось на Восточном фронте, где действовало более 60 процентов всех сил и средств — 179 дивизий и 5 бригад вермахта, 49 дивизий и 18 бригад союзников Германии — всего около 4,3 миллиона человек.

К этому времени немецкая армия уже давно лишилась ореола непобедимости — и это видело даже ее командование. 15 февраля 1944 года гросс-адмирал Редер — главнокомандующий военно-морским флотом Германии, один из столпов нацистской стратегии — собрал своих ближайших помощников, чтобы обсудить общую ситуацию. Он обратился к ним со следующими словами:

— Мне кажется, что я стою голый. Дела обстоят так: 1943 год показал, что в общем ходе войны мы оттеснены в оборону…

Для такого вывода он имел все основания: в начале 1944 года были разгромлены крупнейшие стратегические группировки вермахта под Ленинградом и на Правобережной Украине. В ходе боев были освобождены значительные части Украины и Крым. Советские войска вышли на юго-западную границу СССР и перенесли военные действия на территорию Румынии.

Эти победы выражались в таких цифрах: ведя зимнее и весеннее наступления 1944 года на фронте протяженностью свыше 2,5 тысячи километров, советские войска продвинулись на отдельных направлениях до 450 километров и разгромили более 170 дивизий противника. И хотя бои шли далеко от районов будущего второго фронта, они помогали и англо-американскому командованию: Гитлер оттягивал одну за другой дивизии с запада на восток. 20 декабря 1943 года на оперативном совещании генерал Буле попытался возражать:

— Только мы сформируем что-либо, как этого уже нет…

— Кому вы это говорите? — возмутился фюрер. — Ведь мне очень трудно. Я каждый день смотрю на ситуацию на Востоке. Она катастрофична…

В свою очередь, начальник штаба оперативного руководства генерал Йодль фиксировал в дневнике: «невероятные переброски на восток», «лучших людей отсылаем», «как можно будет вести войну в воздухе против вторжения?»

Так было до самого лета 1944 года.

В конце апреля 1944 года в Москве на совместном заседании Политбюро ЦК партии и Ставки Верховного Главнокомандования было принято решение провести новое мощное наступление, что полностью соответствовало соглашениям, достигнутым в Тегеране.

В чем состоял замысел? Главный удар нанести на центральном участке по группам армий «Центр» (фельдмаршал Буш) и «Северная Украина» (фельдмаршал Модель), оборонявшихся в Белоруссии и западных областях Украины, а затем начать освобождение других районов страны и выступить на помощь народам соседних стран, попавших под иго захватчиков. Наступление должно было начаться операцией Ленинградского и Карельского фронтов на севере, чтобы оттянуть сюда часть сил противника, а затем нанести удар совместными силами четырех советских фронтов в Белоруссии. Активная роль предназначалась и партизанам. Планировалось, что, когда противник будет вовлечен в бои в Белоруссии, 1-й Украинский фронт развернет наступление на львовском направлении.

Удар в Белоруссии должны были нанести 1-й Прибалтийский, 3-й, 2-й и 1-й Белорусские фронты, которыми командовали И. Баграмян, И. Черняховский, Г. Захаров, К. Рокоссовский. Была создана мощная группировка — 25 общевойсковых, 2 танковые и 1 воздушная армия (166 стрелковых дивизий, 12 танковых и механизированных корпусов). Операции дали название «Багратион», а ее начало назначили на 23 июня.

Маршал Советского Союза А.М. Василевский вспоминал впоследствии: замысел Белорусской операции «был прост и в то же время смел и грандиозен. Простота его заключалась в том, что в его основу было положено решение использовать выгодную для нас конфигурацию советско-германского фронта на Белорусском театре военных действий, причем мы заведомо знали, что эти фланговые направления являются наиболее опасными для врага, следовательно, и наиболее защищенными».

А как оценивали советские планы в гитлеровском генштабе? Анализ документов, принадлежавших начальнику «отдела иностранных армий Востока» генералу Гелену и его заместителю полковнику Весселю, свидетельствует, что хваленые нацистские разведчики не смогли распознать замысел операции «Багратион». Гелен и Вессель предсказывали, что главный удар советских войск последует в юго-западном направлении — на Станислав и Люблин, а далее на Словакию и Балканы. Базируясь на высосанных из пальца агентурных данных, они расписывали «разногласия» в Москве: будто политическое руководство выступало за удар на Балканы, военное — за удар на Варшаву и Данциг. Вессель категорически заверял, что удар последует через Бескиды и Карпаты на Балканы и даже к Средиземному морю. Операцию в Белоруссии он оценивал как «отвлекающий маневр», а возможность удара на Минск объявлял «сомнительной».

Результаты общеизвестны: группа Буша оказалась разгромленной наголову. Положение не спас и Модель, заменивший провалившегося фельдмаршала. 6 июля Гитлер задал начальнику оперативного отделения генштаба Хойзингеру вопрос о потерях в Белоруссии. Тот ответил:

— В котлах остались от 12 до 15 дивизий. Однако общие потери достигают 26 дивизий…

А вот признание самого Гитлера:

— Я могу сказать лишь одно: невозможно представить себе большего кризиса, чем мы пережили в этом году на востоке…

17 июля 1944 года жители советской столицы стали свидетелями поразительного события. По улицам Москвы прошли под конвоем более 57 тысяч немецких военнопленных, захваченных во время разгрома группы армий «Центр». Автору этой книги довелось участвовать в доставке для прохождения по Москве нескольких генералов и офицеров группы армий «Центр». Помню, с какими каменными лицами входили в самолет Ли-2 господа генералы. Они никак не могли примириться с мыслью, что под Бобруйском для них повторился Сталинград, а все искусство фельдмаршала Буша оказалось бессильным перед блистательным мастерством советского командования.

Среди пленных был человек с особой репутацией: комендант Бобруйска генерал Гаман. В самолете он заметно нервничал и все время порывался что-то спросить, и наконец обратился ко мне с вопросом: