Карл Беккер - Мифы древнего мира

Когда царственный пленник был приведен к персидскому царю, тот приказал воздвигнуть большой костер и возвести на него закованного в цепи Креза и с ним четырнадцать лидийских юношей как первенцев своей победы.

Стоя на костре, Крез вспомнил слова Солона, что ни один человек не может считать себя счастливым до самой своей смерти. Когда воспоминание об этом проникло в его душу, он после долгого молчания, прерываемого глубокими вздохами, трижды произнес имя Солона. Кир, услыхав это, приказал через переводчиков спросить Креза, чье имя он призывает. Крез сказал: «Имя одного человека, беседа с которым могла бы быть полезной для всех государей». И он передал разговор, который у него когда-то был с Со-лоном. Тогда Кир подумал, что и он человек и что он также может испытать на себе превратности судьбы человеческой, и приказал потушить огонь, а Креза снять с костра.

При этом Киру пришлось убедиться, насколько Крез был добродетельный и любимый богами человек. Когда по приказанию персидского царя старались потушить костер и не могли справиться с разгоревшимся пламенем, Крез, заливаясь слезами, обратился к Аполлону. Тотчас же ясное небо заволоклось тучами и проливной дождь загасил огонь.

Крез на костре (с греческой вазы)

Крез послал в Дельфы свои цепи с вопросом, неужели греческие боги так лживы и неблагодарны. Пифия же указала на неизбежность судьбы, предназначившей Крезу это несчастье, и на собственную беспечность лидийского царя, так как он при первом прорицании оракула не спросил, о каком именно государстве шла речь; а при втором не догадался, что под именем лошака можно было подразумевать Кира, рожденного от родителей не только разного происхождения, но и различного состояния. Тогда Крез понял, что он должен был обвинять себя, а не богов, и стал терпеливее переносить свою судьбу, которую персидский царь облегчил тем, что ради его ума и опытности сделал его своим другом.

Благодаря этой дружбе и своему влиянию Крез в скором времени спас свой народ и в особенности город Сарды от совершенного уничтожения. Кир вместе с Крезом покинул Лидию, оставив в Сардах своего главнокомандующего, а надзор над захваченными лидийскими сокровищами поручил лидийцу по имени Пактиес. Но этот Пактиес, тотчас после отъезда Кира из Сард, поднял восстание, на эти сокровища собрал наемное войско и осадил Сарды. В наказание за это Кир хотел обратить в рабство всех ли-дийцев.

Тогда Крез сказал ему:

«О, Царь! Не дай гневу всецело овладеть тобой и не разрушай старинный город, нисколько не виновный ни в прошлом, ни в настоящем. В прошлом виноват я, что и искуплено мною, а в настоящем Пактиес, за что он и должен претерпеть наказание. Лидийцев же прости! А для того, чтобы они впредь не восставали и не были опасны, обяжи их следующим. Запрети им носить оружие, прикажи носить исподнее платье и высокие башмаки. Установи, чтобы они учили своих детей играть на цитре, пению и мелочной торговле. Тогда, царь, ты скоро увидишь, что из мужчин они превратятся в женщин, и тебе не придется более опасаться, что они отпадут от тебя».

Крез дал такой совет, потому что считал это более выгодным для лидийцев, чем обращение в рабство. Кир одобрил совет, приказал привести его в исполнение и продолжал свой поход. Гарпага он однако оставил, чтобы покорить карийцев и другие мелкие народы, в особенности греческие колонии, за исключением Милета, с которым Кир заключил мирный договор.

Остальные греки также желали этого, но Кир был ими недоволен за то, что они не пожелали покинуть Креза, когда персидский царь предлагал им это раньше. Когда явившиеся к нему послы сказали, что греки желают подчиниться Киру на тех же условиях, на каких только что перед этим подчинились лидийцы, Кир отвечал им следующее:

«Один флейтист, увидевший в море рыбу, начал играть на флейте, воображая, что она выйдет на берег. Когда же он увидел, что обманулся в своих ожиданиях, то взял сеть, поймал в нее множество рыбы и вытащил ее на берег. Когда он увидел, как запрыгали рыбы, то сказал им: пляшите теперь за то, что не хотели плясать тогда, когда я играл на флейте».

Кир

Кир так и поступил. Гарпаг захватил в крепкую сеть его могущества всех азиатских греков. Однако Кир оставил им их учреждения. Над ними он поставил правителей, так называемых тиранов, то есть знатных греков, которые были преданы персам и стали в некотором роде высшими чиновниками. Только два города, Фокея и Теос, избегли рабства тем, что жители выселились из них. Фокейцы отправились сперва на Корсику, а позднее — в Массилию. Теосцы основали город Аб-деру во Фракии. Абдера прославилась глупостью своих жителей. Ионийцы не последовали совету мудреца Бианта из Приены (он был одним из семи греческих мудрецов) вообще оставить Ионию. Эта область стала местом, где сталкивались между собой европейские греки и персы. Страшась угроз персов, азиатские греки обратились к Спарте с просьбой о помощи. Спартанцы отправили в Азию послов и велели сказать персидскому царю, чтобы он не захватывал ни одного греческого города, так как Спарта не будет смотреть на это равнодушно. Но Кир велел им.ответить следующее: «Я никогда не боялся людей, имеющих среди своего города место, где они сходятся, чтобы под видом клятв обманывать друг друга. Если я останусь здоров, то им придется сожалеть не о страданиях ионийцев, а о своих собственных». Здесь он смеялся над всеми эллинами, так как они имели базарные площади; у персов же таковых не было.

Покорив таким образом царство лидийское и включив его в состав персидской монархии, Кир возвратился в Малую Азию, чтобы наказать союзников Креза и из них прежде других Набунагида, правителя незадолго перед тем образовавшегося халдейско-вавилонского государства. Соправителем Набунагида был Валтасар.

Столица этого государства, Вавилон, благодаря своему великолепию, громадности, многочисленному населению и богатствам, стала целью его наступления, что однако было далеко не легко, так как благодаря своим укреплениям этот город мог оказать сильное сопротивление. Крепкие, соединенные цементом из. асфальта стены, настолько широкие, что на них могла повернуться повозка, расположены были вокруг города сплошным кругом. Протекавший через город Евфрат разделял его на две равные части; в одной из них стоял великолепный дворец царя, а в другой — роскошный храм Бела, с вершины которого халдеи производили свои астрономические наблюдения. Внутри города по обоим берегам реки возвышались стены, к которым сходились поперечные улицы обеих его частей. Эти стены могли запираться медными воротами так, что обе части города могли быть совершенно разобщены между собою. За городом, между обеими реками, Тигром и Евфратом, пролегала так называемая мидийская стена, для удержания вражеских нападений мидян, страшных до персидского нападения.