Александр Несмеянов - Переизбрание академика А. Н. Несмеянова президентом Академии наук СССР на Общем собрании АН СССР 13 октября 1956 г.

Я уже говорил, что научное общение должно быть поднято в Академии наук, научное общение на всех его ступенях. Оно будет способствовать и более широкому охвату каждым из нас своей и соседней областей. Оно будет и тем ветром, который необходим для того, чтобы затхлые уголки науки проветривать, а такие затхлые уголки науки без проветривания всегда склонны заводиться.

Я думаю, что положительным фактором в нашей жизни с этой точки зрения является возрастание международного общения. Соответствующие данные приведены в статистике. Здесь много еще ненормальностей. Одной из ненормальностей является то, что мы посылаем за границу опять-таки в основном работников Москвы и Ленинграда. Но, конечно, никак не менее важным, а более важным является и внутреннее наше общение. С этой точки зрения отделения наши имеют чрезвычайно ответственную функцию организации такого общения.

Если мы посмотрим историю научной жизни последних лет, то убедимся, что в ряде случаев значение наших научных или научно-инженерных обществ упало иногда почти до нуля. В других же случаях научные общества наши живут полнокровной жизнью, сошлюсь на Московское математическое общество, и выполняют чрезвычайно полезные функции. Я думаю, что время требует от нас укрепления научных и научно-инженерных обществ, смыкания с ними. Они смогут явиться как бы приводными ремнями от Академии наук к массе научных и научно-инженерных работников и способствовать общению и отсутствию замыкания Академии в самой себе.

Отдельные науки должны способствовать взаимопроникновению наук, как неоднократно мне приходилось говорить и как каждый знает. Особенно плодотворными областями науки, рождающими новые, являются области их соприкосновения, области проникновения методов одной науки в другую. Это нужно организовать. Нельзя здесь рассчитывать на саморождение, на самотек. Я думаю, что здесь большая роль отделений, роль Президиума. Вообще, я полагаю, что роль отделений и роль всякого коллективного или индивидуального научного руководства должны походить на роль садовника, удобряющего растущее растение, следящего за его ростом, сажающего новые растения, подрезающего сухие ветки. Это — необходимые функции садовника, которые мало популярны у нас в Академии наук, функции, всячески способствующие росту этих растений науки.

Я думаю, что и материальные ресурсы в гораздо большей степени должны быть сосредоточены в руках отделения, и мы только просим отделения взять эту функцию смело.

Я хотел бы еще высказать такую мысль — опять-таки для того, чтобы ее только наметить, а не развивать, ибо она, может быть, в достаточной степени сырая.

Если мы всерьез хотим перегнать зарубежную науку, то мы можем это сделать, только перегнав зарубежную науку по производительности труда научного работника. Как бы наша наука ни росла, мы не сможем конкурировать только с помощью количественного роста наших работников со всем Западом. Таким образом, производительность труда в научной работе никак не менее важна, чем производительность труда рабочих в промышленности, и нам за нее надо бороться.

Но эта производительность труда есть функция хорошей организации труда, и мне кажется, что мы во многом упускаем те централизованные мероприятия, которые позволяют нам проводить социалистическая система государства, централизация нашей науки и которые не в состоянии осуществить Запад при его раздробленности науки между государством, высшими учебными заведениями и частными фирмами. Одна из таких попыток — это организация Института научной информации. Я понимаю, что во многом мы еще заслуживаем упрека за работу Института научной информации, но я нисколько не сомневаюсь, что конечный итог будет положительным, да и сейчас в известной мере итог положительный.

Другой пример — Вычислительный центр и машинизация вычислений. Опять-таки мы здесь не чувствуем еще всего того громадного революционного сдвига, который произошел в науке, и это потому, что наши вычислительные машины заняты еще вычислениями, которых не чувствует вся масса нашей науки. Но это случится, и я думаю, что это произведет настоящий переворот в некоторых областях науки. Мне кажется, что в этом направлении надо идти дальше, и мы будем благодарны за всякую мысль в этом направлении.

Я еще одну «сырую» мысль выскажу. Вот химики-органики синтезируют колоссальное количество разных веществ. Обычно каждое такое вещество синтезируется для какой-то одной определенной цели, а иногда оно служит только этапом на пути к какой-то отдаленной цели. И обычно химик-органик определяет у такого вещества точку плавления, точку кипения, плотность, хорошо, если коэффициент преломления. И на этом все кончается. Между тем среди десятков тысяч веществ, которые синтезируются ежегодно, несомненно, имеются вещества неизвестной, но громадной полезности.

Я напомню, что белый стрептоцид, который произвел такой переворот в медицине и начал период сульфамидных препаратов, был известен человечеству и заключен в справочниках по органической химии за много десятилетий до его появления в качестве медицинского препарата.

Если бы умели организовать дело таким образом, что любое вещество, которое получает химик-органик, испытывалось бы во всех возможных направлениях, несомненно, это сильно обогатило бы разные области знания и практики. Это не так просто сделать, потому что химик синтезирует вещество в количестве иногда грамма, а иногда десятых долей грамма. И этого для его целей хватает.

Но ведь испытания можно построить таким образом, чтобы обходиться десятыми долями грамма. И десятые, и сотые доли грамма содержат достаточное количество молекул. Мне кажется, что здесь существует большого централизованного типа задача, решение которой сильно облегчило бы движение.

Переходя к Общим собраниям Академии наук, я должен сказать, что мы слышали упрек (и я полагаю, что он справедлив) в том, что мы упустили роль Общего собрания как высшего органа Академии наук в целом. Причины понятны, они, пожалуй, корреспондируют с общими причинами понижения в прошлом коллегиальности в стране. Нужно выправить положение, и это, между прочим, не так просто — найти настоящее место Общего собрания при некоторой его громоздкости в настоящее время в научной жизни Академии наук. Я просил бы подсказать нам возможные направления.

Отрадным является возросшая активность всех нас. Самая страшная вещь — это равнодушие, не правда ли? Отрадно то, что этого равнодушия у Общего собрания сейчас нет. Я полагаю, что и наше нынешнее Общее собрание — результат возросшей активности и требовательности членов Общего собрания.