Иван Саблин - Дальневосточная республика. От идеи до ликвидации

Я напомню, что решение строить железную дорогу через Маньчжурию возникло в тот самый памятный год, когда был затоптан нежный росток «беспочвенных» мечтаний русского общества о народном представительстве. Как бы в противовес этим мечтаниям о народном представительстве, тогда возникли мечтания иного порядка: о теплых, незамерзающих берегах Желтого моря, о новых городах у этих берегов, о концессиях, задрапированных в тогу провиденциального значения России для желтой расы. Я не буду отнимать вашего времени, останавливаться на этой авантюре, на ее печальных последствиях, к которым она привела; скажу только, что благодаря этому предприятию ‹…› Амурская область, бывшая в 1895 г. накануне постройки через нее железнодорожного пути, осталась в прежнем положении – оторванной и заброшенной. Кроме того, как первое последствие этой постройки Восточно-Китайской железной дороги на Амуре произошли известные всем печальной памяти события 1900 г. В этом году впервые Амур – эта в переводе с инородческого – река «Доброго мира» – окрасилась кровью соседнего нам народа-труженика. И с тех пор около этой крови в Приамурье создалась неуверенность в будущем края. Нарушены были мирные добрососедские отношения с Китаем по вине тех творцов маньчжурской авантюры, которые не знали Приамурья и не интересовались им [261] Государственная дума, третий созыв, первая сессия. Стенографические отчеты, часть 2. Ст. 971–972. .

Чиликин призывал ради интересов российского Дальнего Востока и его будущего отказаться от прежней дальневосточной политики, от «так называемых интересов в Северной Маньчжурии», которые были зафиксированы в российско-японском соглашении 1907 года [262] Там же. Ст. 981. . Волков поддерживал эту точку зрения и утверждал, что строительство КВЖД и Русско-японская война стали катастрофой для «нашего Дальнего Востока», для народного благополучия и экономической ситуации всего региона в целом. Кроме того, он подчеркивал, что огромные инвестиции в «Квантунские порты», Порт-Артур и Дальний, были сделаны за счет Владивостока и российского Дальнего Востока [263] Государственная дума, третий созыв, вторая сессия. Стенографические отчеты, часть 1. Ст. 1725. .

Впрочем, российские предприниматели, действовавшие в Северной Маньчжурии, не соглашались с исключением зоны отчуждения КВЖД из Дальневосточного региона империи. Харбинский биржевой комитет, к примеру, писал Унтербергеру, что экономические интересы Северной Маньчжурии не противоречат интересам «российской дальневосточной окраины». Называя «русскую колонию» в Северной Маньчжурии «сторожевым постом Российской империи и буфером между Китаем и Россией», они подчеркивали важную роль, которую она играет в политическом и экономическом положении России на Дальнем Востоке [264] Для пользы и процветания: из истории внешнеэкономических связей Российского Дальнего Востока со странами Азиатско-Тихоокеанского региона. 1856–1925 гг.: Документы и материалы / Сост. Н. А. Троицкая. Владивосток: Дальнаука, 2012. С. 301–303. .

Хотя депутаты-дальневосточники, казалось, не поддерживали официальный расизм «желтой угрозы», у них не было единого мнения относительного «желтого труда». Волков отмечал, что запрет привлекать китайских и корейских рабочих к строительству Амурской железной дороги должен основываться на подданстве, а не на расе: работа должна была быть доступна российским подданным любого происхождения. Обсуждая вопрос об ограничении числа иностранных матросов на русских кораблях на Тихом океане, Шило предложил повысить минимальную долю русских матросов до 75 %, чтобы избежать риска захвата корабля в случае войны и чтобы ограничить использование дешевой китайской и корейской рабочей силы в ущерб интересам русских рабочих. Но когда ограничения на процент иностранных матросов получили высочайшее утверждение, Русанов заявлял, что корейские и китайские матросы необходимы для каботажа, поскольку живущие на Дальнем Востоке русские и украинцы в большинстве своем для этой работы не подходят, и убеждал отложить применение этих ограничений на практике [265] Государственная дума, третий созыв, первая сессия. Стенографические отчеты, часть 2. Ст. 1503; Государственная дума, третий созыв, четвертая сессия. Стенографические отчеты, часть 1: заседания 1–38, с с 15 октября по 17 декабря 1910 г. СПб.: Гос. тип., 1910. Ст. 3265–3267; Государственная дума, третий созыв. Обзор деятельности Государственной думы, 1907–1912 гг. Часть 2. Законодательная деятельность. Ст. 128–129; Государственная дума, четвертый созыв, первая сессия. Стенографические отчеты, часть 3. С. 1913а, 2226. .

Другим дискуссионным вопросом, особенно важным для Забайкальской области, были связи региона с автономной Внешней Монголией. Таскин критиковал российскую поддержку медицинского обслуживания в Монголии, в то время как с ним были проблемы в Забайкалье. Волков, однако, поддерживал существующие связи и призывал к дальнейшей экономической экспансии, желая провести в Монголию железную дорогу, чтобы избежать роста в ней китайского влияния [266] Государственная дума, четвертый созыв, первая сессия. Стенографические отчеты, часть 3. Ст. 1930; Государственная дума, четвертый созыв, вторая сессия. Стенографические отчеты, часть 3: заседания 53–73, с 21 марта по 5 мая 1914 г. СПб.: Гос. тип., 1914. Ст. 602–604. . Таким образом, Волков выступал против российского империализма в Маньчжурии, но поддерживал экспансию в Монголии, тем самым показывая, что связь региона с политикой во Внутренней и Восточной Азии была не только оборонительной.

Обозначив принадлежность российского Дальнего Востока к Восточноазиатскому и Тихоокеанскому макрорегионам, Волков, Шило, Чиликин, Русанов и Рыслев апеллировали к опыту Японии, Китая и США. Шило подчеркивал несостоятельность российской политической системы и дальневосточной политики в контексте соперничества России с Японией. Он считал, что японцам удалось сделать новые корейские порты привлекательными для международной торговли в первую очередь благодаря японской конституции [267] Государственная дума, третий созыв, пятая сессия. Стенографические отчеты, часть 3: заседания 84–119, с 5 марта по 28 апреля 1912 г. СПб.: Гос. тип., 1912. Ст. 3311–3312. . Волков утверждал, что Россия, несмотря на активность своего населения, на Дальнем Востоке отстает от Японской империи, быстро догоняющей европейские государства на пути прогресса, а также от Китайской республики, которая «пробудилась» к новой жизни. Русанов отмечал, что отсталость российского Дальнего Востока выгодна Японии, и рассказывал, насколько внимательна японская пресса ко всему, что происходит в регионе. Рыслев восхищался американским подходом к переселенческой колонизации, основанным на «свободном почине человека», и противопоставлял его крайне сложной системе, основанной «на принципах правительственной опеки над переселенцами» в Российской империи [268] Государственная дума, третий созыв, первая сессия. Стенографические отчеты, часть 2. Ст. 980; Государственная дума, третий созыв, четвертая сессия. Стенографические отчеты, часть 3. Ст. 4330; Государственная дума, третий созыв, пятая сессия. Стенографические отчеты, часть 4: заседания 120–153, с 30 апреля по 9 июня 1912 г. СПб.: Гос. тип., 1912. Ст. 3457; Государственная дума, четвертый созыв, первая сессия. Стенографические отчеты, часть 3. Ст. 1740–1744; Государственная дума, четвертый созыв, вторая сессия. Стенографические отчеты, часть 3. Ст. 1651–1656. . Депутаты опирались в своих выступлениях на новости из Восточной Азии и обращались за помощью к специалистам из Восточного института. Например, в 1916 году Русанов попросил помощи Аполлинария Васильевича Рудакова в переводе японских газет, знакомство с которыми было ему необходимо для изучения рыболовства на Дальнем Востоке [269] История Дальневосточного государственного университета в документах и материалах. C. 231. .