Сергей Зотов - История алхимии. Путешествие философского камня из бронзового века в атомный

Рис. 5

На другом рисунке изображен Христос с нимбом, окруженный кругом из алхимической посуды (5). Обе миниатюры были призваны продемонстрировать связь алхимии и астрологии: по мысли Гратея, на небосводе есть зодиакальные созвездия Гроба Господня и Святого Креста, которые он и изобразил на этих иллюстрациях к тексту. Попытки «христианизировать» созвездия, отсылающие к античным богам и героям, проводились со времен Исидора Севильского (VI–VII вв.), Беды Достопочтенного (VII–VIII вв.) и Рабана Мавра (VIII–IX вв.). Беда даже предложил заменить двенадцать знаков зодиака двенадцатью апостолами Христа. Однако христианские созвездия в Средневековье не прижились, и Гратей в свою эпоху был чуть ли не единственным, кто пытался реформировать устройство звезд. Восемнадцать алхимических сосудов, образующие своего рода нимб вокруг головы Иисуса — тоже созвездия. Гратей пишет об этом соответствии: «Тот, кто сведущ в астрономии, найдет все алхимические творения написанными на небосводе». Их названия часто магические: алла, самимас, сессес, соррос, сопос — эти удвоенные слоги давали тот же эффект, что и гностические палиндромы (см. здесь). Странная форма сосудов не может не вызывать вопросов — неужели алхимики действительно пользовались такими колбами? Или же их сходство с гениталиями намеренное?

Конечно, оно неслучайно: сосуды в форме женского лона «вынашивают» металлы, чтобы превратить их в золото, и сами их названия намекают на эту аналогию: «мать», «матка», «земля». Колбы, напоминающие мужские гениталии, используются в процессах, схожих с оплодотворением: алхимики проводили аналогию между первоэлементами (меркурий и сульфур) и жидкостями, необходимыми, с точки зрения средневековой натурфилософии, для зачатия ребенка (менструальная кровь и сперма). Объединение противоположностей в колбе порождало алхимического эмбриона (философский камень).

После всех операций появляется алхимический эмбрион по имени Илариус. Едва успев родиться, он желает соединиться с Девой, однако в этом ему мешает страж Мультипос (6). Наконец, страж уходит, оставляя их вместе, и любовники сплетаются в единое териоантропоморфное существо, зачиная primus puer — «философского ребенка». Юного философа, когда он выбирается из сосуда под названием матрикс, крестят в воде и кормят olium vivum . Он почти что всеведущ, прекрасен и могущественен, а также должен завоевать Святую Землю, которой, согласно юдофобским строкам Гратея, «нас лишили евреи»:

Рис. 6

В XIV в. государства крестоносцев на Святой Земле существовали разве что в мечтах христианских правителей, и воспринимать буквально такое утверждение невозможно: в последний раз евреи воевали против крестоносцев вместе с магометанами султана Саладина во время Третьего крестового похода (1189–1192 гг.). После того, как христиане потеряли Иерусалим в 1187 г., еврейский народ стал для европейцев своего рода козлом отпущения, и укрепилось мнение, что именно он повинен в проигрыше: именно в это десятилетие усились погромы во Франции и Англии. Впрочем, еще в XV в. считалось, что евреев нужно преследовать, потому что они владеют горой Сион, а скоро выкупят и сам гроб Господень. Поэтому, когда Гратей говорил о том, что нужно отобрать Святую Землю у евреев, вполне вероятно, что он имел в виду не Крестовые походы, а алхимический, духовный процесс, и при этом исходил из современных ему юдофобских установок.

В XV в. христианские образы продолжают проникать в алхимическую иконографию, становясь ее неотъемлемой частью. Одной из причин этому была попытка хоть как-то христианизировать переведенные с арабского труды исламских алхимиков. К примеру, на иллюстрации к латинскому переводу алхимико-медицинского трактата арабского ученого ар-Рази из рукописи в Кракове изображена Троица (7). В трех медальонах по бокам — три божественные ипостаси: Бог Отец (слева), Бог Сын (справа) и Святой дух (внизу). В центре — аллегория Троицы, а ее единство и неделимость передает странный трехликий образ божества. Но для средневековой Европы в нем не было ничего необычного. Начиная с XII в. Троицу часто изображали в виде человека с тремя головами на одном торсе, а в XIII в. появляются трехликие варианты. Есть несколько теорий происхождения таких образов: с одной стороны, монструозные Троицы возникли как наглядная иллюстрация догмата о троичности Господа, с другой — на христианское искусство повлияли греческая Геката, римский Янус, германские и славянские идолы или другие многоликие языческие божества. В алхимическом смысле трехликость божества могла намекать на троичную природу философского камня, состоящего из двух первоэлементов — ртути и серы, а также соединяющего их элемента. Однако более вероятно, что такое изображение подчеркивало особую роль алхимии как боговдохновенной науки, находящейся под покровительством самого Господа.

Рис. 7

Христианская иконография стала основополагающим элементом в алхимическом трактате «Книга святой Троицы», написанном в 1410–1419 гг. францисканским монахом Ульманном. Автор вручил свое незаконченное сочинение императору Сигизмунду I в 1415 или 1416 г. на Констанцском соборе, в момент, когда Католическая церковь переживала разрыв с Православной и пыталась одолеть гуситскую ересь.

Вся библейская история, от сотворения мира до Страшного суда, рассматривается автором «Книги святой Троицы» в терминах алхимии. Трактат описывает аналогию между алхимическими процессами создания философского камня и такими новозаветными эпизодами, как Страсти Христовы, смерть и воскресение Иисуса. Акцент именно на них неслучаен, т. к. эти события прекрасно соотносились с тремя стадиями алхимического процесса. Библейская сцена грехопадения в трактате используется как аллегория уничтожения неблагородных металлов, а трансмутация изображается посредством христианской метафоры искупления грехов человечества.

Ульманн активно использует изображения тела Иисуса для объяснения различных алхимических процессов: наука у него напрямую связана с христианской верой. «Книга св. Троицы» представляет собой перечень алхимических рецептов, обрамленный длинными богословскими рассуждениями. Они были необходимы для того, чтобы объяснить происхождение металлов, их связь с астрологией и влияние на человека, свойства философского камня с точки зрения христианской доктрины творения. В алхимических построениях Ульманна история химических субстанций неразрывно переплетается с библейской историей Спасения: неблагородные металлы сопоставляются с казнями Иисуса, серебро и золото символизируют Адама и Еву до грехопадения, четыре евангелиста обозначают четыре неблагородных металла, раны Христа — семь металлов, участвующих в opus magnum . Ульманн, рассказывая историю получения философского камня, упоминает о том, что она была явлена ему как видение свыше: таким образом он подключает алхимию к традиции средневековой мистики, в частности, иллюстрированной визионерской литературе Майстера Экхарта, Генриха Сузо и Иоганна Таулера. Так алхимия переосмыслила Писание и поставила христианские образы себе на службу.