Елена Майорова - Катары и альбигойцы. Хранители Грааля

Теперь он нашел человека, который окружил его вниманием как кузена короля Франции и высоко оценил его достоинства. Притом человека с Севера, привычного ему обхождением, манерами, образом мыслей. Вместе с Монфором он «очищал» страну от приверженцев ереси. Один из крестоносцев вспоминал: «С чрезвычайным удовольствием наши паломники сожгли большое число еретиков, а когда между ними попадались “святые”, удовольствие их было еще больше. В одном месте их было захвачено очень много; епископы стали увещевать их, но не обратили ни одного; по их уходе крестоносцы сожгли с великой радостью 60 нечестивых».

Граф чувствовал себя смертельно больным из-за измены брата. Он решил вырвать этот ядовитый шип из своей души. Все провансальцы видели, что Раймунд ищет головы Бодуэна. Действительно, как только брат попал в руки Раймунда [37] Его выдали графу южные бароны, перебежавшие на сторону Монфора, но всегда готовые вернуться под власть своего сеньора. , его часы были сочтены. На военном совете бароны приговорили его к смерти. Его вывели на луг перед замком Мотобан, и граф де Фуа собственноручно повесил изменника на орешине.

Но военное счастье, казалось, навсегда решило принадлежать лишь Монфору. После длительной осады крестоносцами был взят прекрасный город Ажене, приданое Жанны Английской, матери юного Раймунде. Гарнизон Ажене, усиленный наемниками и возглавляемый упрямым наваррцем, преданным Раймунду Тулузскому, не желал покоряться. Измученные голодом и бесконечными штурмами осажденные изнемогали, но не сдавались. Но такое же изнеможение царило в лагере французов. Только подошедшие отряды графа Суассона переломили ситуацию. Убедившись, что на помощь Раймунда надеяться не приходится, предводители осажденных начали переговоры о достойной капитуляции. После пяти недель сопротивления гарнизон Ажене покинул городские стены почетно, с оружием в руках.

При взятии Бирона и Муассака Монфор проявил большую осмотрительность: он, прежде всего, настоял на выдаче наемников и казнил их, а от жителей потребовал клятвы на Евангелии в том, что они не будут воевать против него.

На этом, собственно, война Монфора с Югом могла быть закончена. Города и крепости еретиков пали, сами еретики нашли смерть на кострах, аристократы, никогда и не принимавшие официально катарскую веру, демонстративно проявляли приверженность к католической церкви. Небольшое количество оставшихся в живых убежденных катаров ушло в подполье. Они скрывались в лесах и пещерах и не представляли опасности для новой власти. Цель кампании была достигнута.

Покорив огромные территории, множество городов и замков, Монфор на этом не остановился и поспешил установить на них свой порядок. В ноябре 1212 г. в городе Памье он «захотел приписать своим вассалам строгие правила и установить жесткие границы, которые им не позволено будет нарушать, чтобы рыцари могли достойно жить на определенные и законные доходы и чтобы и простой народ также мог жить под крылом сеньора, не сгибаясь под тяжестью беззаконных поборов», — восхищался Петр Сернейский.

Теперь даже ребенку стало ясно, что Монфор решил стать светским государем завоеванных земель.

Тем более очевидно это было королю Арагона. Он принял решение воевать с захватчиком. Не хватало только предлога, но он не замедлил появиться. Крестоносцы заняли несколько крепостей, принадлежавших его сестре Леоноре. Узнав об этом, Педро тотчас перешел Пиренеи во главе большого войска.

Радости его новых вассалов не было предела.

Первым делом дон Педро объявил, что берет под защиту графов Тулузы, Фуа, Комменжа и Гастона Беарнского, а также «всех рыцарей из тулузских и каркассонских земель, кто был из-за ереси лишен владений, всех без исключения горожан Тулузы и саму Тулузу». Он как будто забыл, что в качестве города она, «равно как и земли, которые к ней относились», находилась под сюзеренитетом короля Франции Филиппа Августа. Папе арагонец направил послание, в котором описывал бесчинства крестоносцев на окситанской земле, и прямо утверждал, что их цель — не защита церкви, а личное обогащение. Затем он предложил Симону де Монфору встретиться в окрестностях Нарбонны, чтобы обсудить наболевшие вопросы. Формально являвшийся вассалом арагонского короля Монфор ответил сюзерену письмом, в котором, не используя предусмотренные этикетом формулы вежливости, отказался от встречи, прямо заявив, что опасается предательства. Тогда возмущенный дон Педро направил противнику формальный вызов, угрожая начать войну в его владениях. (Напомним, что единственный сын и наследник Педро, инфант Хайме, находился во власти Монфора.) В ответ Монфор объявил себя свободным от каких бы то ни было обязательств по отношению к королю и послал ему встречный вызов.

Военные действия, которые не могли не начаться, завязались с осады королем Мюре, маленького, удачно расположенного, но плохо укрепленного городка во владениях Монфора. Его защищал гарнизон крестоносцев из тридцати рыцарей и около пятидесяти пехотинцев. Король раскинул свои шатры на левом берегу Гаронны. К нему отовсюду стекались сторонники. Королевское войско во много раз превосходило не только незначительный гарнизон Мюре, но и скромную по численности армию Монфора. Уверенные в своей неизбежной победе южане проводили время в веселье и пирах. В этом был весь Педро. Его слишком манила драматичность, удовольствие от возможности сделать красивый жест.

Тем временем Монфор, к которому осажденные послали гонца с просьбой о помощи, не только усердно молился, но и использовал против арагонского короля, как теперь бы сказали, черный пиар. Он приказал повсюду показывать списки с перехваченного письма короля возлюбленной, супруге сира Ламбора из Альбижуа, Аделаиде де Буасседон, где тот клялся разбить французов ради ее прекрасных глаз. «Разве может быть благосклонен Бог к такому развратнику и нечестивцу?» — вопрошал добродетельный Монфор.

Его супруга Алиса видела тревожные сны, но муж успокаивал ее, уверяя, что Небеса за него.

Впоследствии католики утверждали, что окситанское дворянство в надежде заслужить милость короля предоставило для услуг ему и его приближенным своих жен и дочерей. Убивавшие стариков и детей, насиловавшие мирянок и монахинь, крестоносцы сурово осуждали свободную любовь в среде защитников еретиков.

«Воин, поэт, страстный поклонник женщин, “веселый окситанец”, Педро Арагонский и на последнюю битву смотрел весело. От неумеренных чувственных наслаждений в ночь накануне сражения он так изнемог, что на мессе не в состоянии был стоя слушать Евангелие». Скорее всего, это не измышления противной партии, поскольку о том же свидетельствует в своем жизнеописании его сын, знаменитый Хайме I.